– Ну и чума же ты… Подставить хочешь? Делать мне больше нечего! Всякому отродью позволять отлеживаться в своем бараке. На работы попрет как миленькая, а подохнет – значит, туда и дорога.
– Инга, не просто так прошу, – торопливо проговорила Кася.
Подойдя ближе, она вытащила из-за пазухи три картофелины и показала их блоковой, но отдавать не спешила.
Та посмотрела, усмехнулась и пожала плечами.
– Нашла, чем торговаться. Жратвы у меня вдоволь, – и она кивнула на стол, – за нее подставляться не буду.
– Жратвы, может, и вдоволь, – не стала спорить Кася, – да овощей нет и не предвидится. Хлеб, маргарин и колбасу из наших паек ты можешь воровать, спору нет…
– Но-но, – грозно проговорила Инга, но, посмотрев на картошку, бить не стала.
– А это витамины. Сама знаешь, без витаминов все дохнут.
– Где взяла?
– На кухне.
– Воруешь, значит. А ну как сдам эсэсам? – ухмыльнулась Инга.
– А сама, значит, честным трудом хлеб этот заработала? – хмуро проговорила Кася, кивнув на стол. – Нам и так крохи достаются, а ты со штубовыми от этих крох отбираешь. Думаешь, не знаем, что твои вылавливают все куски и обрезки из котла, прежде чем нам раздать? Нам одна вода достается. Совести у вас нет, жрете до отвала, а остальное меняете вот на это, – и она кивнула на подушки.
Вскинувшись, Инга зашипела:
– Что я делаю – не твоего собачьего ума дело! И меня с собой не равняй, еврейская гадина, я немка, а ты грязная тварь, паразитка, топливо для крематория…
– Да только спим мы в одном бараке, – опустив голову, пробормотала Кася.
Инга замолчала и уставилась в крохотное оконце, обрамленное настоящими занавесками. Кася исподлобья внимательно наблюдала за ней. Понимала, что все ругательства были произнесены дежурно, скороговоркой, без истовой ярости – блоковые настолько привыкли ругать их при эсэсах, желая доказать свою лояльность и право на особое снисхождение, что даже тут, в бараке, куда охранники и носа не совали, продолжали демонстрировать свою напускную ненависть к «топливу для крематория».
– Одни мы тут, Инга… – совсем тихо добавила Кася.
Инга странно посмотрела на нее, но одергивать не стала. Нахмурилась и сама уставилась в тот же пол. Того же барака. В котором все они обитали.
– Покажи еще раз картошку, – наконец произнесла она уже иным тоном.
Кася торопливо протянула.
– Товар хороший, Инга, не вялые, без глазков.
Инга пощупала картофелины.
– Сколько дней надо?
– Хотя бы недельку, до воскресенья.
– Дам четыре дня. Если засекут, отвечать не буду! Имей в виду: скажу, без моего ведома спряталась.
Кася согласно кивнула.
– Хорошо, Инга, как скажешь.
И она торопливо назвала номер Ревекки.
– К концу недели еще луковицу и морковь, понятно? Не принесешь – пеняй на себя.
Инга забрала картофелины и убрала их за подушки.
– А теперь топай, чтоб я тебя больше не видела.
Кася развернулась и заторопилась прочь. Уже открыв дверь, она услышала:
– Сестра твоя, что ли?
Кася обернулась.
– Нет… просто.
Инга уставилась на нее с какой-то надсадой. Все знали, что у нее здесь друзей не было. И для нее никто ничего подобного делать не будет. Зато у нее был отдельный загон с подушкой и куском колбасы. Что ж, каждый был при своем.
– Проваливай, – произнесла Инга и опустила голову, уставившись на свой черный винкель, который ей достался за проституцию.
Кася прикрыла за собой дверь.
– Вставай.
Ревекка открыла глаза, над ней склонилось встревоженное лицо.
– Скоро поверка, – проговорила Кася, – надо успеть. Вот халат, накидывай поверх. Веревки нет, только проволока, закрутишь, тут две дырочки…
Ревекка села и сонно потерла глаза. Дав себе несколько секунд, чтобы собраться с силами и мыслями, она свесила ноги. Они были так же слабы, но на сей раз обошлось без падения – руки подруги поддержали. Путаясь в вонючих лоскутах, она нацепила изодранный халат. Переступая через полные ночные горшки, они побрели по проходу. Выход был уже совсем близко. Еще несколько шагов, и можно будет вдохнуть свежий воздух, а там – перевести дух и потихоньку до барака, чтобы быстро смешаться с толпой…
– Куда? А трупы? – раздался шипящий голос за спиной. – Уговор какой был?
Кася обернулась и огрызнулась:
– Отведу в барак и вернусь. Если до поверки не успеем, значит, завтра вернусь. Сама знаешь: нужно успеть.
– Я знаю, что если дать вам, шалавам, сейчас уйти, то больше я твою лживую харю тут не увижу. Давай, делай дело и с чистой совестью проваливай куда хочешь.
Ревекка с тревогой посмотрела на подругу:
– Чего ей надо, Касенька?