Инспекция. Число Ревекки

Кася ничего не ответила. Чертыхнувшись, она вытащила Ревекку на улицу, усадила на холодную землю, а сама снова скрылась в бараке. Ревекка облокотилась спиной о стену барака и посмотрела на ночное небо. Из-за темных облаков пробивался слабый свет луны, где-то даже можно было разглядеть звезды. Ежась от холода, Ревекка делала жадные глубокие вдохи, словно пожирала воздух. После спертого смрада ревира он снова казался животворящим и даже съедобным. Скрипнула дверь, опять показалась Кася, тащившая на спине… безжизненное тело. Сбросив его на землю, она скрылась вновь. Ревекка поняла, какова была дополнительная плата: Кася еще подвязалась и выносить тела умерших за ночь.

Глядя на труп, брошенный подругой, Ревекка тихо прошептала:

– Покойся с миром.

– Лучше бы здесь был мир, тогда и покоиться б не пришлось, – проворчала Кася, снова скрываясь в бараке.

Один, второй, третий, четвертый… на десятом трупе Ревекка перестала считать. Она с тревогой смотрела за ворота лазарета. Сколько им понадобится времени, чтобы добраться до нужного блока? Хватит ли ей сил? А хватит сил у Каси поддерживать ее после этой «разгрузки»? А ведь ей еще предстоит идти на работы…

– Все, последняя. Надо шевелиться, пока не приехали из крематория, а то заставят еще и в машину грузить.

Она взяла руку Ревекки и положила себе на плечо.

– Сможешь встать?

Ревекка кивнула. Вцепившись в плечо подруги, она подтянулась и встала. К ее удивлению, земля не поплыла под ногами.

– Свежий воздух – это хорошо, – пробормотала Ревекка.

Они пошли прочь со двора ревира.

* * *

Перед бараками уже выстраивались безволосые полосатые номера. Ежась на холодном ветру, они безучастно смотрели перед собой, ожидая сигнала к поверке. Из толпы лишь две головы повернулись в сторону бредущей из ревира пары. Кася кивнула им. Опасливо глянув на Ингу и убедившись, что она смотрит в другую сторону, они быстро подошли:

– Выглядишь как дохлячка, – проговорила Зофка.

– Ты не лучше, – Ревекка нашла в себе силы улыбнуться.

Люба и Зофка торопливо пожимали ее ладони.

– Что Инга? – с тревогой спросила Люба.

– Даст отлежаться четыре дня, – сказала Кася.

– Больше мне и не нужно, – заверила Ревекка, – чудо, что ты уговорила ее на такой большой срок.

Женщины поставили Ревекку между собой. Дальше нужно было только ждать.

Из бараков продолжали вытаскивать тела умерших за ночь.

Ревекка смотрела на восток, там небо уже начинало светлеть, постепенно подкрашиваясь неровными розовыми пятнами, которые густели и превращались в грязно-синие, а затем в серые. И вот уже все небо стало привычно серым, как и жизнь под ним.

Раздался сигнал. Но Ревекка не могла заставить себя отвести глаза от бескрайнего неба. Она выпрямилась вместе с остальными, вровень с ними поставила ноги, вытянула руки по швам. Несмотря на долгое отсутствие, тело все помнило и действовало само, указания разума ему уже не нужны были, и, освобожденный, он устремился ввысь и растворился в сером небосводе, обнявшем проклятый лагерный плац. Возможно, поэтому Ревекка не обратила внимания на то, что поверка была почему-то напряженная, несмотря на то что счет у всех сошелся. Приказа выходить на работы не следовало. Многие капо с тревогой поглядывали на эсэсовцев. С беспокойством переглядывались и заключенные, ожидая самого худшего.

– По баракам! – раздался голос Таубе.

В ту же секунду кровь отлила от лица Каси, и она с ужасом посмотрела на Ревекку. Ревекка все поняла.

– Без приказа не выходить!

Зычный голос Инги звучит над бритыми головами номеров ее барака.

Сбивая друг друга с ног, женщины торопятся обратно. Все знают, что на работы не гонят только в одном случае.

– Господи, селекция, – в отчаянии выдыхает Люба.

– Дура, какая же я дура! – шепчет Кася. – Вытащила из ревира на свою голову. От селекции думали уберечься. Разве здесь можно хоть от чего-то уберечь…

Ревекка находит ее руку и крепко сжимает.

– Даст бог… – только и может выдавить она из себя.

– Ничего он не даст, – обреченно говорит Кася, – не в том ты состоянии, чтоб пройти селекцию. Я тебя своими руками в газ толкнула.

Рядом тихо скулит Люба. Лицо ее бледно как полотно, от ужаса она едва не теряет сознание. И Зофка, и Кася, и Ревекка знают, что кожа у Любы плохая, костлявая спина и грудь в страшных гноящихся нарывах, которые не сохли даже в жаркое время. Несмотря на то что сил у Любы было больше, чем у любой из них, выглядела она самой больной.

– На сей раз не проскочу, – чуть ли не плачет она.

Она лезет на нары и роняет лицо в ладони. Зофка молча потрошит тюфяк и достает из него крохотную коробочку. Ревекка и Кася в недоумении смотрят. Ничего не говоря, Зофка открывает и осторожно мажет на палец содержимое, затем поворачивается к Любе.

– Не реви, смотри на меня.

Люба поднимает заплаканное лицо и недоуменно смотрит на Зофку, та пальцем быстро красит ей губы, затем делает два мазка по щекам и размазывает – получаются вполне себе румяные щеки.

– Вот, уже и не доходяга, – усмехается Зофка.

– Откуда у тебя помада? – пораженно спрашивает Кася.