И она увлекла Ревекку к своей койке. Впихнув Ревекке в руки колбасу и консервы, она нырнула в какой-то темный угол и вернулась уже с несколькими кусками белого хлеба.
– Это я вчера припасла, – пояснила она. – Ну, чего смотришь, налетай!
Ревекка смотрела на колбасу, которую держала в руках. Запах от нее шел такой, что у нее закружилась голова. Она поднесла кольцо к самому носу и вдохнула полной грудью. Ядя едва успела подхватить начавшую оседать девушку.
– Ты чего? – испуганно спросила она, бросив хлеб прямо на одеяло.
– Все хорошо, – тихо проговорила Ревекка. – Все хорошо, Ядя, я просто…
Ядя кивнула, улыбка сошла с ее лица.
– Ты меня извини, – так же тихо произнесла она, – нашла на меня дурость. Как будто сама не была в том аду на прокисшей брюкве… Попривыкнуть надо. Хочешь, я выменяю краковскую на простой хлеб с маргарином? Тоже вкусно будет, и желудком маяться не будешь с непривычки.
– Нет-нет, – Ревекка спешно положила руку на плечо Яди.
Ядя разломила колбасу, положила большой кусок на хлеб и протянула Ревекке.
Ревекка молча ела белый хлеб с краковской колбасой.
Этой ночью Ревекка уснула быстрее. Тело уже не удивлялось условиям, в которых оказалось, но наслаждалось. Все было прекрасно: и подушка, и мягкое одеяло, и рубашка, и колбасное послевкусие во рту… Лишь запах дыма все портил. Дым из трубы крематория по-прежнему стелился над лагерем, плотной ватой окутывая все пространство. Ничего не видно, он лезет в горло, застилает глаза, становится все плотнее, его уже можно нащупать руками, он осязаем, в нем различимы белые тощие фигуры. Эти вязкие дымные тела бродят между бараками и заглядывают в крохотные оконца. Замирают и долго смотрят. Потом уходят, уступая место другим. Ревекка в ужасе не отводит взгляда от окна, и, наконец, перед окном возникает очередная бестелесная фигура. Она долго смотрит на Ревекку с упреком.
– Это ведь моя рубашка. Зачем ты ее взяла?
Ревекка хочет натянуть одеяло на лицо, чтобы не видеть ту фигуру, но руки не слушаются. Она шепчет:
– Разве я знала? Я просто хочу выжить.
– Разве шелковая рубашка поможет тебе выжить, Бекки?
– В ней я снова ощущаю себя человеком.
– Рядом сжигают людей, Бекки. Это всех касается.
Открыв глаза, Ревекка с ужасом уставилась в темноту, все еще слыша голос матери. Шелковая рубашка была мокрая от пота. Картины ночного кошмара медленно рассеивались… как дым.
На следующий день за Ревеккой опять никто не пришел, и она уже робко начала допускать мысль, что, возможно… Нет, додумывать она не хотела, чтобы не сглазить.
После рабочей смены вся команда была направлена в баню. Ревекка с ужасом вспомнила свою последнюю дезинфекцию, после которой несколько месяцев провела в ревире. «Какое счастье, – пронеслось у нее в голове, – что теперь тепло». Теперь-то и на улице голой можно выстоять, не то что в ноябре. И тем не менее все ее естество противилось туда идти, даже несмотря на полотенце и кусок душистого мыла, зажатый в руке. Болезнь-то, может, и минует, но позорных измывательств пуффмутти и эсэсов разве избежишь?
Рядом бодро вышагивала Ядя.
– Когда баней заведовала Мусскеллерша, даже нам туда хода не было. Но теперь власть этой твари закончилась и каждую неделю ходим.
Шаг Ревекки сбился, и она недоверчиво уставилась на Ядю.
– А с пуффмутти что сталось? Неужели эту гадину выпустили?
Ядя удивленно посмотрела на нее.
– Ты не в курсе? Зимой же еще…
– Я в ревире была.
– Ах, ну это же самая приятная история! Эта тварь совсем разум потеряла. Говорили, что она попыталась перехватить кусок пирога, на который положил глаз кто-то из эсэсовских шишек. Даже оберка Мандель не смогла ничего поделать, и Мусскеллершу отправили в штрафную команду. Представляешь? Эта вошь копала канавы босиком в воде под проливным дождем!
Ядя даже глаза закатила от наслаждения, вспоминая увиденную картину.
– Ядя, да неужто такое бывает здесь? Неужто крупица справедливости возможна здесь? – все еще не веря, переспросила Ревекка.
– Мы и сами не верили, пока своими глазами не увидели! Как эта жирная корова на работу семенит, голову опустила, мокрая, жалкая. И знаешь, что нам удалось сделать? – Ядя горделиво посмотрела на Ревекку. – Организовали парочку ценных вещей для их капо, чтобы он ее лупил как следует! Так он уж старался! В отместку за всех нас!
Ревекка не могла поверить, что это было на самом деле. Вот уж прекрасные новости о ненавистной Мусскеллерше, истязавшей женщин в бане на потеху эсэсам. Она крепко сжала в руке чистое полотенце и мыло и зашагала быстрее.
В душевой Ревекка долго стояла под горячими струями, закрыв глаза.
– Уснула, что ли? – перекрикивая шум воды, засмеялась Ядя.
Ревекка вздрогнула и тоже засмеялась. Вспенив мыло, она начала усиленно натирать грудь, живот и ноги. На теле кое-где еще оставались бледные шрамы от нарывов, которые Ревекка в беспамятстве раздирала в ревире, но большинство болячек уже зажили. Немного нужно было для здоровья – еда, вода, мыло с полотенцем. И еще – чтобы не били.