Инспекция. Число Ревекки

– Странно, шепчут, что они до Словакии добрались и только на границе их задержали. А сейчас они где?

– Ясное дело, в одиннадцатом блоке. В разных камерах.

Девушки из политического рассказывали, что беглецов каждый день водили на допросы. Все понимали, что означали лагерные допросы.

– Маля никого не выдала, ни единой душеньки из тех, кто помогал им. Из нее там все соки выжали, места живого нет, а она – молчок. Не говорит: ни кто форму им эсэсовскую достал, ни кто пистолет дал.

– Вот уж Господь дал сил девочке. А Эдек что?

– Про Эдека ничего не знаю. Его никто не видел.

– Может, и неживой уже?

– Живой. Люди слышали, как он пел для Мали через стенку.

– Пел… Господи.

Но вскоре новые события затмили тему Малки и Эдека.

Ревекка торопливо проскользнула в барак за несколько минут до отбоя. Женщины столпились у печки. В центре находилась бледная Ядя, Ирена гладила ее по спине.

– Что произошло? – с тревогой спросила Ревекка.

Ирена обернулась и тихо проговорила:

– Из мужского записка пришла: в Варшаве восстание.

Ревекка радостно прижала руки к груди:

– Но разве это не чудесно? Значит, там борются!

– Чем бороться? – Ядя вскинула голову и вымученно посмотрела на Ревекку. – Сил у них не больше нашего. Кто пойдет против танков и автоматов? Все мужчины либо тут с нами в лагере гниют, либо в партизаны ушли. Вся Варшава теперь – старики, женщины и дети.

Слезы вновь потекли из глаз Яди, и она прошептала еще тише:

– Езус Мария… Мама, папа, Агнешка, Тадек…

Ирена крепко сжала руку Яди. Ревекка подошла ближе и тоже погладила ее по плечу.

– Обойдется, Ядя, обойдется. Их не тронут, они не партизаны, не евреи. Припугнут, и будет с них. Утри слезы, все обойдется. А Варшава борется, это хорошо.

Ирена едва заметно качнула головой, сделав Ревекке знак замолчать: все понимали, чем закончится борьба обескровленной Варшавы.

Ревекка в ужасе распахнула глаза. Ночной кошмар не отпускал. Выстрелы, которые она слышала во сне, продолжали звучать у нее в голове. Она села, пытаясь унять колотившееся сердце. Рядом зашевелилась Ядя. Ревекка вдруг поняла, что выстрелы звучали наяву! Страшные хлопки: иногда одиночные, иногда – рваными скорыми очередями, некоторые глухие, словно стреляли в глубине барака, а другие громче – на улице. Выстрелы перемежались громким детским плачем и женскими криками. Ревекка боялась пошевелиться. Широко раскрыв глаза, она уставилась в окно. Страшный шум нарастал: топот, удары, крики, выстрелы, проклятия, звуки отчаянной борьбы. Набравшись смелости, Ревекка привстала и подалась ближе к окну, пытаясь разглядеть, что происходит. Одновременно с ней повставали со своих мест и остальные. Все сгрудились и припали к стеклу. Растрепанная Ирена и некоторые другие судорожно прижимали к груди свои ботинки.

– Что там? Селекция?

– Кажется, это в цыганском лагере…

– Прямо в жилых стреляют?

Ревекка не могла поверить в то, что СС начали расправляться с узниками в бараках на виду у всего лагеря.

– Не ясно, ничего не ясно пока…

Ревекка вернулась в койку. Закрыла глаза, но шум выстрелов и крики не прекращались. Она облизнула пересохшие губы и закрыла уши ладонями. Звуки стали глухими, не такими страшными, но уснуть было невозможно. Раздался злой окрик блоковой:

– По местам! Кто разрешал вставать посреди ночи?! – За злобой в ее голосе можно было легко различить страх. Открытая расправа всех привела в ужас.

До утренней сирены Ревекка так и не сомкнула глаз. И не только она. Едва над лагерем раздался протяжный вой, как женщины тут же вскочили со своих коек без привычных нескольких минут на то, чтобы отойти ото сна. Никто доподлинно не знал, что произошло на самом деле, но все жаждали узнать. К вечеру весь Биркенау был в курсе, что ночью ликвидировали цыганский лагерь. Без малого три тысячи цыган были отправлены в газовые камеры. Те самые, которым завидовали, что их не разлучали с детьми и стариками.

– Значит, верно слухи ходят, что продовольствие на исходе.

– Говорят, они сражались. До последнего. Всем, что нашлось в бараке: ножами, ложками, камнями, какими-то обломками. Врукопашную шли против автоматов! Настоящую бойню устроили.

– Когда наверняка знаешь, в какой «душ» эсэсы ведут, то врукопашную и против танка попрешь. Бог миловал, что цыган выбрали.

– Вчера за цыганами пришли, а завтра за нами придут.

В блоке воцарилась тишина. На Ревекку, сказавшую это, разом уставились десятки пар глаз. Никто не произнес ни слова.

Ревекка развернулась и вышла из барака.

Женщины продолжали жадно ловить каждую новость о Варшаве. Девушки из политического, рабочие бригады из мужского, эффектенкамер – все стали источниками вестей о столице Польши.

– Больше месяца уже, господи, больше месяца держатся, – качала головой Ирена.

– Какими силами, непонятно… – с тревогой шептала Ядя, уставившись в окно. – Мама, папа, Агнешка, Тадек…

Судя по обрывочным сообщениям, город постепенно стирали с лица земли. Немцы методично разрушали улицу за улицей, подбираясь к очагу сопротивления. Но Варшава все еще стояла.