Инспекция. Число Ревекки

Позабыв об одеялах и койках, женщины высыпали из барака и заторопились в сторону проволоки, но, не дойдя до забора, остановились – и отсюда была видна очередная людская река, текущая вдоль колючей проволоки. Медленно шли женщины с детьми и старики, на спинах они тащили сумки, тюки, саквояжи и рюкзаки. И спрашивать не стоило – это были не партизаны, а гражданское население. Молодых мужчин среди них почти не было. В отличие от венгерского вала, эти были измучены и испуганы, они смотрели по сторонам настороженно и устало вздыхали. Многие дети жалобно просили воды. Матери молчали.

– Ядя домой хотела. Вот он ее дом, весь здесь, – тихо проговорила Ирена. – Пойдем попробуем организовать им хотя бы воды.

И женщины пошли в сторону бани, где эффектенкамер принимали варшавян[92].

На следующий день Ядя пристально всматривалась в толпы, бредущие от платформы. Металась между женщинами, которые прошли селекцию и были отправлены в лагерь, спрашивала то одну, то другую:

– Вы не знаете, что с Вольской улицей? Были там бои? Что с домами?

– Нет там больше домов, руины одни.

– На Вольской?! – в ужасе переспрашивала Ядя.

На нее смотрело очередное измученное лицо, и усталый голос повторял:

– Что ж ты глупая такая, не понимаешь? Варшава уничтожена. Нет больше ни Вольской, ни Центра, ни Жолибожа, ни Мокотува, ни Опачевской, ни Фильтровой, ни Вавельской, ни Слупецкой – ничего нет.

– А люди куда делись… с Вольской? – как заведенная повторяла Ядя название улицы, на которой выросла.

На нее смотрели уже с откровенной злостью:

– Здесь мы, оглянись, дура! А кто не здесь, так остался лежать под развалинами на твоей драгоценной Вольской. Полгорода убили, вторую половину угнали в рабство, а она пристала со своей Вольской!

Подошла Ирена и попыталась увести Ядю. Та не сопротивлялась, припала на плечо подруги, ловя ртом воздух, не в силах ничего сказать, рыдания душили ее. На помощь поспешила Беата, и вместе, поддерживая шатавшуюся Ядю, они повели ее в барак. Упав на койку, Ядя зашлась в плаче. Женщины терпеливо успокаивали ее.

– Не я домой вернулась, а дом ко мне пришел… И в страшном сне такого представить не могла, господи, Варшава здесь…

Партии продолжали прибывать. Вперемешку шли гражданские и партизаны. Кто придерживал детей, кто – свои раны, которые им даже не позволили перевязать. Запеклась кровь на руках, головах и лицах, застыли взгляды. Дома у них больше не было, это они знали наверняка, не догадывались лишь о том, что вслед за домом скоро отнимут и жизнь.

Ядя перестала выспрашивать каждого встречного о Вольской. Теперь она каждую свободную минуту тратила на то, чтобы организовать для земляков, прошедших селекцию, воду, хлеб и что-то из одежды.

– Добегаешься, – качала головой Ирена, – в штрафкоманду и за меньшее отправляли, а ты, как Красный Крест, носишься здесь с гуманитарной помощью.

– Себя вспомни в первые дни, – устало отмахивалась Ядя, – помочь надо, пока не освоятся.

– Нам никто не помогал, – жестко оборвала Ирена.

Ядя, хоть и не задавала больше вопросов, продолжала внимательным взглядом прощупывать каждую прибывшую партию. Она ежечасно бегала к колодцу, возле которого подолгу стояла с пустым ведром, разглядывая понурых варшавян, бредущих от платформы. Позабыв про воду, она возвращалась с пустым ведром, рискуя получить нагоняй от Манци, и вновь садилась за работу. Гора вещей перед ней росла медленно: Ядя то и дело отвлекалась, чтобы посмотреть в окно, а уцепившись взглядом в людей, идущих вдоль проволоки, уже не могла от них оторваться. Ревекка тревожно переглядывалась с Иреной, но поделать они ничего не могли.

Раз завидев очередную партию, Ядя вновь кинулась за ведром и убежала на улицу. Идя к колодцу, она продолжала смотреть вдаль. Неожиданно Ядя замерла, затем, сузив глаза, медленно подалась вперед. Рука разжалась сама собой, пустое ведро с грохотом покатилось по сухой земле. Ядя медленно сделала один шаг, затем второй и вдруг, сорвавшись, понеслась вперед.

– Мама! – с надрывом плывет над бараками.

Ревекка испуганно вскидывает голову и смотрит на Ирену. Та уже бежит к окну. Бледная Беата торопится следом. Но Ревекка, и не глядя в окно, все понимает. Она бросает вещи и мчится во двор. Не чувствуя земли под собой, она бежит за криком Яди, который раздается уже у самого забора. Испуганные люди смотрят на женщину в комбинезоне с безумным веснушчатым лицом, припавшую к проволоке.

Добежав, Ревекка хватает Ядю за руки и тащит обратно, но та вырывается.

– Мама!

– Ядвига! Яденька!

Сквозь толпу уже пробирается невысокая полноватая женщина. Вытянув шею, она пытается разглядеть через головы людей свою дочь. Следом за ней, не отставая ни на шаг, торопится девочка лет десяти в круглых очках на круглом же лице, сплошь усыпанном веснушками, – Ядя в миниатюре. На помощь Ревекке уже подоспели Беата и Ирена, остальные девушки, не решившиеся выйти из барака, со страхом наблюдают за ними из окна. Испуганным взглядом Ревекка цепляет и перекошенное от злости лицо Манци.