Инспекция. Число Ревекки

– Увольте. Летом меня попросили отобрать подходящих женщин для одного из их филиалов: «Байер», кажется. Им нужно было сто пятьдесят здоровых единиц для тестирования нового обезболивающего. Я отобрал лучших, поверьте. И что бы вы думали? Через месяц запросили новых, потому что те благополучно скончались. Что, черт подери, они там тестировали, если ни одна не выжила?! И потом они продают это дерьмо массам. Хотя лучше уж так, пусть у себя тестируют, – пожал плечами Габриэль, – они иногда и нам присылают свою продукцию на тесты, – тут же пояснил он. – Кстати, вам уже сделали первый укол от тифа?

– Да, еще в день приезда. Но я все равно озабочен по этому поводу. Мой номер кишит вшами.

– Прикажите, чтобы его протравили «Циклоном», – предложил Габриэль.

Я уставился на него. Он усмехнулся:

– Все уже позабыли, для чего изначально предназначался этот пестицид.

С Габриэлем Линдтом мы быстро сблизились. Я ощущал, что всякое его действие диктовалось скорее интуицией, нежели разумом, что должно было рано или поздно привести его к краху или же… к триумфу. Тут сложно было дать однозначный ответ, глядя, как легко и споро он находил общий язык со всяким собеседником, независимо от его чина и настроения. Этот гарнизонный врач часто позволял себе весьма дурные высказывания, но, несмотря на это, он мне нравился: за его интуитивными поступками чувствовались ясный ум и острое чутье. Он обладал насмешливой, словно немного подразнивающей манерой общения. В поведении его я не замечал ни тени надменности, но она, безусловно, сквозила в его мыслях. Впрочем, он и не пытался этого скрывать. Этим он напоминал мне Франца. Как бы то ни было, именно доктора Линдта я предпочел в качестве лагерного экскурсовода, который должен был ознакомить меня со всеми деталями уже неофициально.

Габриэль делал это в своей манере.

– Хёсса здесь никто терпеть не может. Высокомерный и непробиваемый. А впрочем, тут все друг друга терпеть не могут. Штаб коменданта воюет с охранными подразделениями, офицеры – с младшими офицерами, рядовые – со снабженцами и так далее. Все мы, устроившиеся на более-менее сытые места, погрязли в доходной жизни и делаем все, чтобы сохранить ее, а это возможно лишь путем бесконечных мелких склок и разборок. Но такова реальность на всех уровнях, я думаю. Все ненавидят друг друга. Геринг не выносит Шпеера, Риббентропа, Бормана и Геббельса, Геббельс почти не общается с Риббентропом, Борманом и Гиммлером, Риббентроп ненавидит их всех, а Гиммлер – всех и здравый смысл заодно. Все это почетное ничтожество вызывает лишь недоумение. Непонятно, в какой войне они хотят победить более и на какой фронт бросают больше сил.

И доктор сделал глоток кофе.

– Мне нравится ваш рассказ о лагере, Габриэль, – я рассмеялся.

Мы сидели в кафе в городе. Сегодня я добрался туда из лагеря почти мгновенно. После нескольких дней сильнейшего поноса меня наконец-то отпустило и даже появился аппетит. Я чувствовал себя почти здоровым, и настроение было соответствующим.

Габриэль чуть поклонился, приложив руку к груди, и подмигнул:

– Обращайтесь.

– Так почему Хёсса не любят его подчиненные? – я тоже отпил кофе.

Стоило признать, напиток был не так прекрасен, как тот, который я пил в доме коменданта, но вполне сносен, во всяком случае, лучше того, что подавали по утрам в офицерском казино.

– Он жалуется на всех и вся: на подчиненных, заключенных, начальство, на условия, снабжение, погоду, на настроение жены, слабое пищеварение у детей, на плохой урожай у себя в саду. Он всячески пытается подчеркнуть свое безрадостное и тягостное существование в этом лагере, в то время как каждый знает: у него прекрасная жизнь, которую может себе позволить далеко не всякий высокий чин в Берлине.

Я и без того подозревал, что дом коменданта обслуживали лучшие заключенные «с профессиями»: столяры, обойщики, кузнецы, плотники, сапожники, портные. Габриэль подтвердил мою догадку:

– Хёссу и его дражайшей стоит только распорядиться – и десятки рук уже мастерят всё, что их душе угодно. Вы ведь были у него дома? Видели все эти изысканные кожаные кресла с невероятными подголовьями, элегантные резные стулья, светильники, столики, люстры из уникальных материалов…

– Всё делается арестантами?

Габриэль кивнул.