– Ну, уж ты мне не имеешь права запрещать думать о том, что для меня приемлемо! – повышаю голос, вставая с места. – Для тебя это нормально поедать людей и забирать себе их безвольные души! А для меня приемлемо жить в мире и согласии, на свободе от всего этого ужаса, который ты и она создали! Только вы виноваты в этом!
– Глупость, – фыркает он, встает с места и выходит из-за стола.
– Конечно, глупость, Вэлериу! А сейчас что происходит? Что будет дальше?
– Война, которая должна была состояться ещё шестьсот лет назад. Но я был слишком добр к тем, кто остался, и меня заманили в ловушку. А сейчас у меня есть то, что поможет заманить их, и я выиграю эту войну, – останавливается и поворачивается ко мне.
– Убьёшь всех, – кривляюсь я, качая головой.
– Ох, нет, моя изысканная фрезия, не всех. Тех, кто предал меня. Тех, кто решил за меня мою жизнь. А я ведь мог быть добр и к ним. Все могло быть иначе, но сейчас я больше не буду терпеть власти женщин. Женщина сама по себе истинный грех, а вот мужчины – сила, без которой вы даже продолжить род не можете, а об остальном я умолчу.
– Вот это глупо, вампир. Очень глупо, – ядовито шиплю я. – Война лишь за то, чтобы доказать, кто из полов сильнее – уму непостижимо! Это полная чепуха! В мире живут мужчины и женщины, у кого-то власти больше, у кого-то меньше. Равновесие в природе тоже существует! И нет, Вэлериу, ты всего лишь обижен, что тебя бросили и предали твою любовь.
– Обижен? – рычит он, одним прыжком перепрыгивая стол и оказываясь рядом со мной. Охаю от этого, но не успеваю даже принять такое действие, как он хватает меня за плечи, с силой встряхивая.
– Обижен, Аурелия? – шипит он в моё лицо, моргаю, чтобы хоть как-то унять бегающие точки перед ними. – О, да, я очень обижен за то, что пока грезил о прекрасной жизни с возлюбленной, она обманула меня и опоила, дабы открыть врагам наши ворота. Я до безумия обижен, что моих сестёр и братьев заставили гореть заживо в моём доме! Я обижен так глубоко за то, что мне воткнули нож в сердце и бросили в озеро, умирать и проклинать собственную глупость и веру. Я крайне обижен, что моя душа стала чёрной, а сердца больше нет, и я принял с благодарностью такой подарок, который так же получила та, кто не достойна его! Я обижен до такого состояния, в котором я готов разорвать сейчас тебя!
Губы трясутся от страха, когда его лицо полностью преображается в слишком уродливое, нечеловеческое и яростное. А его ногти порвали платье и уже до боли кромсают мою кожу.
– Ну что, Аурелия, имею ли я право быть обиженным? Конечно, имею. Замурованный на сотни лет, слышащий бесчинства, которым подверглись мои братья и друзья, мой народ. Ты видела, что сделали с твоим отцом. И это был не я, что показывал тебе истину. Это был Георг. Он вёл тебя моими силами, он хотел, чтобы его дочь узнала, насколько её обманывают и насколько она доверчива в своей глупости. Неужели, ни капли сострадания к собственной крови? – уже спокойней продолжает, ослабляя хватку.
– Я… я… – не могу ответить ничего, только закрываю глаза, дабы не разрыдаться от того, что узнала. От бессилия и страха, от жестокости и собственных переживаний.
– Драгоценность моя, не выводи меня больше из себя. Это может для тебя плохо кончиться. А я бы желал, чтобы моя милая девочка была подле меня. Поняла меня, ведь ты же пришла ко мне, движимая той же добротой, которой был подвластен я. Как и каждый из нас. Твой отец. Прекрасный друг, брат и верный подданный. И мне пришлось идти туда, где я встретил обман и смерть. Убивать этих людей, молящихся на меня, так глубоко любящих и признающих мою власть. О, этот ребёнок, так был похож на тебя… ты видела её… а я не мог. Голод… он туманит разум. Убивал и ненавидел того, кому ты поклоняешься. Он обрёк каждую душу на невозможность попасть к нему. Ведь наша жизнь несёт в себе грехи, которые он не прощает. Мной вела злость и боль, но и это не помогло… отравлена наша кровь. О, чистота моего прошлого, не плачь, хотя эти звуки так прекрасны для меня, – прижимает к себе, а я сотрясаюсь в рыданиях, ярко вижу перед глазами то, о чём он рассказывает. Буквально каждое разорванное тело, слышу этот крик отчаяния и чувствую то, что пережил он. И это не может спокойно пройти через меня. Оно разрывает изнутри, когда понимание правды обрушивается на меня и затопляет горем.
– Тебе придётся делать такой же выбор, как и мне, Аурелия. На чьей ты стороне, моей или их. Но я дам тебе время, у нас оно есть, – ласково поглаживает по волосам, когда я всхлипываю на его груди.
– А если я выберу не тебя? – нахожу в себе силы, чтобы спросить это. Поднимаю голову на него, всматриваясь в спокойные светлые глаза, сейчас снова кажущиеся практически светлыми бриллиантами с отблеском неба.
– Если ты скажешь мне, что выбираешь не мою сторону. То я отправлю тебя обратно в Сакре. И в следующий раз встречу тебя клинком, а не улыбкой, – отпускает меня, отходит на шаг, но не прерывает зрительного контракта.
– Но ты сказал, что я тут по принуждению. Выходит, ты лжёшь, – медленно произношу я, вытирая нос рукой и шмыгая им.