Инсталляция (СИ)

В конце девяносто третьего жизнь Гаврила рухнула в пропасть. Быстро осознав, что Москва выкачает скудные сбережения за месяц, если не раньше, он возвратился в Чернокаменск. Грандиозный Завод с Промзоной успели рассыпаться в труху, поэтому технологу не нашлось места и в родных пенатах. Через многое он прошёл: случайные подработки, пропавшую в метели машину, алкоголизм, отмывание денег, странные и удивительные знакомства… Момент, когда продолжать травоядное существование в эпоху хищника стало невыносимо, подкрался незаметно. Так и родилась идея пойти в политические активисты. А что, отличное пристанище для бездарей, не смогших найти себя в дивном новом мире — но, главное, он чувствовал, что только политика имеет минимальный шанс превратить кромешный мрак в городе во мрак хотя бы терпимый.

Гаврил с удивительной скоростью продвигался от рядового болванчика до без пяти минут депутата, подобно большинству жителям цивилизованных стран не подозревая, что проходит секретное тестирование. Каждый день — квитанции, счета, бланки, извещения… Прошедшие первый просев сами не замечают, как штрафы, вал извещений и невнятная молодёжь в цветных майках, которая выпрашивает подпись за какую-нибудь борьбу с раком, становятся нормой жизни. Когда набирается определённый, понятный только компетентным людям балл, невольного абитуриента определяют на соответствующий его способностям пост.

И здесь не важно, что человек способен аккуратно и без ошибок заполнять документы. Таких ждёт судьба слепых исполнителей, в лучшем случае мелких клерков, изнывающих от монотонной работы с бумагами. Первый ранг по Табели. Тех же, кто смутно чует некую логику повседневной бюрократии, определяют в младших начальников, руководящих обычно небольшими отделами перворанговых. Людям не просто чующим, а осознающим глубокое значение внешне бессмысленных процессов и конструкций, достаётся третий — в масштабе Канцелярии ранг менеджеров среднего звена. Ранг Гаврила, как он узнал позже. Дабы «помочь» ему покинуть партию, люди Канцелярии устроили подлог, подержали месяц в обезьяннике и после суда, на который он даже не приехал, выпустили — с условием явиться в Департамент в течение недели.

Адрес филиала Канцелярии в Чернокаменске Гаврил узнал задним числом — сквер Боголюбского, самый центр Полуострова. Внутри это красное здание в духе советского арт-деко напоминало полусонное улье. Всюду жужжание голосов, телефонов, кулеров и ксероксов, неторопливая суета и подобные сотам кабинетики. Гаврила отправили на работу перворангового — раскладывать архивные документы по сорока ящикам, из которых использовалось только пять. Ни инструкций, ни пояснений — даже то, что его приняли в Департамент, он узнал через месяц, и то случайно, в туалете. Гаврил-то думал, что это общественные работы, к которым его вроде как приговорили. Новое занятие наскучило моментально, поэтому он выкинул лишние ящики, обозначил оставшиеся по буквам и начал определять бумаги по первой букве первого слова после заголовка. Через неделю его хитрый план раскрыли и объявили инновационным.

Затем повышенный Гаврил работал с одной из «лояльных» газет. Целью сотрудничества была организация эффективности решения поставленных задач, а также увеличение скорости и качества работы. Осознав, что ему поручили маслить масло, новоявленный чиновник бил баклуши, получая оклад, в три раза повышавший оный у технолога в самые наваристые месяцы. Ближе к сроку сдачи он отправлял в газету намеренно нечитабельные тексты с заголовками в четыре строки. Газетчики драли волосы, откуда только дотягивались, в стахановских темпах доводили шизофрению до ума и отсылали отредактированное месиво обратно. Гаврил возмущался, что испорчен исходный посыл, и подгонял новый текст. Маховик шлака раскручивался до тех пор, пока редакция в отчаянье не требовала одобрить хоть какую-то версию. На такое Гаврил вообще-то не имел права. Так что приходилось выковыривать своего непосредственного начальника из саун, казино, ресторанов, однажды из леса с мешком на голове, и спрашивать разрешения. Начальник накидывал каких-то случайных слов и гнал подчинённого взашей. От финального абстракционизма на стенку лез даже Гаврил. Исправив запятые в меру своей тройки по русскому, он тащил истерзанную бумажку в редакцию и просил сделать «как-то по-человечески». Коллектив делал пяткой, потому что на дворе без тридцати полночь, метро закрыто, общественный транспорт не ходит, а компания отказывается брать расходы на такси. Сей угарный суп повторялся каждую неделю — с вариациями вроде мешка на голове начальника. Но это уже совсем другая история…

Пройдут годы. Канцелярия признает немыслимые достижения Гаврила в организации эффективности решения поставленных задач и с помпой повысит его до Оракула. Страшный, ответственный пост, который отводят обычно четвероранговым. Но в то время четвероранговых не хватало, а Гаврил подавал надежды.

— Чем третий отличается от четвёртого? — спросил он как-то у бывшего начальника. Тот опустил уголки губ, поскрёб лысину, попыхтел с минуту и выдал: