Гриша ощупал шов по всей длине, насколько хватало рук. Сомнения отпали — вот он, корень зла. Самый обычный мужчина отгородился от него пакетом с лапшой, который прижал для верности парой блоков сигарет, и со спокойной душой сел чуть в сторонку. Не тут-то было. Сквозняк пробирался теперь сквозь диван, кусая за поясницу. Гриша издал страшный стон треснувшего бетонного блока. Осторожный взгляд на занятых делом творцов окончательно уверил, что действовать придётся в одиночку. Лейла куда-то пропала — судя по отсутствию чайника, ушла кипятить воду.
Самый обычный мужчина поднялся, схватил диван за подлокотник, попытался приподнять и чуть не надорвал спину от неожиданного сопротивления.
— Он что, приколочен?!
Гриша лёг на пол и вгляделся в ножки. Вроде, ничего. К поиску подключились руки, которые тут же нащупали подозрительную борозду за ножкой на полу. Запустив в неё пальцы, Гриша обнаружил, что под ножкой есть… колёсико? Самый обычный мужчина поднялся и, недолго думая, навалился на подлокотник, чтобы двинуть диван по этим своеобразным желобам. Усилий пришлось прилагать больше, чем он предполагал. Что-то вдруг щёлкнуло, заскрежетало, и Грише показалось, что сквозняк усилился. Он скосил взгляд на стену. Шов между обоями расширился в щель.
Когда диван отъехал на собственную длину, ознаменовав финиш глухим стуком железа о камень, на месте щели разверзся полноценный проём. Не ветер, не сквозняк — оттуда выла сама чернота. Гриша как зачарованный подступил к проёму. Первый шаг внутрь он сделал, преодолевая дикий осколочный трепет в груди. Нога опустилась ниже, чем он ожидал. Ещё одна лестница, с какими-то рельсами по краям.
Тьма сгущалась с каждой ступенькой. Дуло уже как в трубе — гулко, промозгло, тягуче. Страх разъедал Гришу, осознание того, что он злоупотребил всеми законами гостеприимства, но дикое месиво из… восторга, близости запретной тайны и дёрганых помех перед глазами, которые всё больше походили на воспоминания, тянули его дальше. Когда свет за спиной померк, глаза ещё угадывали очертания ступенек, пусть и в оттенках чёрно-серого: цвета болезненного сна, в коем он тонул до пробуждения на каталке.
Лестница привела Гришу в беспроглядное помещение. Потоки воздуха свирепствовали здесь так, что приходилось даже удерживать равновесие. Самый обычный мужчина пошарил по стене справа и отыскал выключатель.
То, что он ожидал увидеть перед входом в звукозаписывающую студию, предстало сейчас в доводящей до ужаса точности. На цепях скрипели светильники с роем мошек вокруг, колотый кафель на полу покрывали ржавые разводы, стены красовались голым бетоном. Но было что-то ещё: два ряда каких-то металлических дверок, врезанных в стены по бокам, промышленный вентилятор напротив входа, который только чудом не сдувал со столов грязные зубила, молотки, напильники… Гриша отыскал выключатель у самого пола, нагнулся к нему, чтоб отключить, или хотя бы сбавить напор, но передумал. Может, хозяева
Гриша поднялся на согнутых ногах, но бешеное дыхание вентилятора сбило его на пол. Руки завертелись в неуклюжей мельнице и, схватив ближайшую стенную дверку за ручку, потянули на себя. Выкатившийся ящик встал надёжной преградой на пути к полу. Гриша повалился на него спиной и несколько секунд приходил в себя, прежде чем встать и заглянуть, внутрь.
Голову словно прочистили ёршиком — в ящике лежали человеческие ноги.
— Ч-что?..
Обычные мужские волосатые ноги. Неожиданность и ползущая жуть открытия ввергла Гришу в болезненный транс. Держась обеими руками за дверку, он слушал механический вой вентилятора, перекрывающий собственное дыхание, даже мысли, и физически ощущал, как не справляется.
— Почему?.. Как?!
Не до конца понимая, что творит, Гриша потянул ящик на себя. Ноги переросли в таз, затем свет выхватил ничём не примечательное туловище: ни худое, ни толстое, ни подкаченное. Руки, плечи, шея, голова и… лицо — всё было на месте…
…Гриша точно выстрелянный мчался вверх по тёмной лестнице. Ужас ледяными когтями пахтал живот, бороздил грудь, раздирал горло. У тела из ящика было лицо, которое он разглядывал сегодня в зеркале.
Гаврил
На «Долгие вязы» бомж добирался по знаменитой спирали чернокаменского метро. Конечно, он мог срезать по относительно недавно прорытым галереям, превратившим схему подземки в гипнотическую паутину. Но, как все коренные чернокаменцы, Гаврил ощущал особое единение с плавной, медленно сужающейся последовательностью станций, которая, по слухам, точно воспроизводила переход между пограничными состояниями души.