Институт

– Тогда я предпочла бы остаться. Я хорошо стреляю. Каждый месяц, иногда дважды в месяц посещаю тир в Бенде. У меня есть значок клуба – аналог OC, и в прошлом году я выиграла соревнования по стрельбе из малокалиберных пистолетов.

Скромная помощница Джулии не только прекрасно стенографирует, у нее еще и знак «Отличного стрелка»… или, как она сказала, его аналог. Мир полон чудес.

– Какой у вас пистолет, Розалинда?

– «Смит-вессон эм-энд-пи» сорок пятого калибра.

– Отдача вам не мешает?

– С фиксатором запястья не мешает. Сэр, если вы намерены отбить миссис Сигсби у похитителей, я бы очень хотела принять участие в операции.

– Хорошо, – ответил Стэкхаус, – вы в деле. Тут ни один человек лишним не будет.

Однако про себя он отметил, что с ней надо быть осторожным, поскольку Джулией, возможно, придется пожертвовать. Главное – флешка. И чертов умник.

– Спасибо, сэр. Я не подведу.

– Верю, Розалинда. Я объясню, что вам делать, но прежде у меня вопрос.

– Да?

– Знаю, дамам такие вопросы не задают, и все же… сколько вам лет?

– Семьдесят восемь, сэр.

Розалинда Доусон ответила сразу, глядя ему в глаза, однако она солгала. На самом деле ей был восемьдесят один год.

10

Четверть двенадцатого.

Самолет «Челленджер» с надписью «940NF» на хвосте и «МЭН ПЕЙПЕР ИНДАСТРИЗ» на фюзеляже летел на север к штату Мэн на высоте тридцать девять тысяч футов. Реактивные двигатели развивали скорость от пятисот двадцати до пятисот пятидесяти миль в час.

Прибытие в Алколу и взлет прошли как по маслу, главным образом потому, что у миссис Сигсби был VIP-пропуск «Регалэйр», эксплуатанта со стационарной базой, и та охотно пустила его в ход. Она почуяла шанс – пусть мизерный, но хоть какой-то – выбраться из переделки живой. «Челленджер» красовался на поле в гордом одиночестве, трап был спущен. Тим сам поднял трап, загерметизировал салон и постучал в дверь кабины рукоятью «глока» убитого полицейского.

– Закрылись. Если есть разрешение диспетчера, взлетайте.

Из-за двери не ответили, но двигатели заработали. Через две минуты самолет уже был в воздухе. Сейчас, если верить монитору в передней части салона, они летели над Западной Виргинией, Дюпрей остался позади. Тим не предполагал покинуть его так скоро, а тем более при таких чрезвычайных обстоятельствах.

Эванс дремал, Люк спал как убитый. Только миссис Сигсби бодрствовала – сидела выпрямившись, пристально глядя Тиму в лицо. В ее глазах, лишенных всякого выражения, было что-то змеиное. От таблетки доктора Роупера она отказалась, хотя, вероятно, испытывала сильную боль. Ее рана была несерьезной, но даже царапины бывают очень болезненными.

– Полагаю, вы служили в правоохранительных органах, – сказала она. – Это видно и по тому, как вы держитесь, и по вашей быстрой реакции.

Тим молча смотрел на нее. «Глок» лежал рядом на сиденье. Стрелять в самолете на высоте тридцати девяти тысяч футов крайне неразумно, да и вряд ли понадобится. Он везет эту гадину ровно туда, где ей хочется оказаться.

– Не понимаю, почему вы согласились на его план. – Она кивнула в сторону Люка – чумазого, перевязанного, выглядящего куда младше своих двенадцати лет. – Мы оба знаем, что он хочет спасти друзей. И, думаю, мы оба видим, что план глупый. Даже идиотский. Однако вы согласились. Почему, Тим?

Тим не ответил.

– Для меня загадка, зачем вы вообще влезли в эту историю. Помогите мне понять.

Он не собирался отвечать на ее вопросы. Еще во время четырехмесячного испытательного срока ему, стажеру, чуть ли не первым делом объяснили: ты допрашиваешь задержанных. Никогда не позволяй задержанным допрашивать тебя.

Даже будь у него настроение поболтать, Тим все равно не нашел бы слов, которые не показались бы бредом умалишенного. Мог ли он сказать ей, что его присутствие в таком навороченном самолете, который обычно видят изнутри только богатеи, – случайность? Что однажды в куда более скромном самолете человек поднялся с места, согласившись уступить его за денежную компенсацию и гостиничный ваучер? Что все – дорога на север, пробка на I-95, ночлег в Дюпрее, работа ночного обходчика – стало следствием этого единственного необъяснимого порыва? Или можно считать, что это была судьба? Что в Дюпрей его передвинула рука некоего космического шахматиста, чтобы спасти мальчика от похитителей, хотевших использовать и выбросить этот гениальный мозг? И если да, то кто в таком случае шериф Джон, Тэг Фарадей, Джордж Баркетт, Фрэнк Поттер и Билл Уиклоу? Пешки, которыми можно пожертвовать в большой игре? И какая фигура он сам? Хотелось бы считать себя конем, вернее, рыцарем на коне, хотя скорее всего он ровно такая же пешка.

– Вы точно не хотите таблетку? – спросил он.

– Вы не намерены отвечать на мой вопрос, да?

– Да, мэм, не намерен. – Тим отвернулся и стал смотреть на лиги тьмы внизу. Редкие огоньки казались светлячками на дне колодца.

11

Полночь.