— А как в это все вписывается Этьен?
— Этьен?
— Граф Ренье.
— Ты называешь его по имени? — встрепенулась Амелия, с интересом посматривая на меня.
Я слегка смутилась.
— Да. А что в этом такого?
— Ничего… — Глаза соученицы лукаво поблескивали. — В конце концов, он молод, привлекателен и, судя по всему, достаточно обеспечен…
Вот тут я рассердилась:
— Амелия, немедленно прекрати эти намеки! Я не собираюсь выходить замуж за графа Ренье лишь потому, что он помог мне в трудную минуту и позволил обращаться к себе по имени!
— Ну и зря! — отпарировала та. — Уверяю тебя, счастливые браки начинались и с меньшего!
— Вот как? Сама-то ты не стремишься выйти замуж за своего жениха!
— Потому что он…
— Что? — Я прищурилась. — Только не говори, что он слишком стар для тебя.
— Нет… не стар…
— Тогда я, право слово, не понимаю, почему ты так упорствуешь! Неужели просто из духа противоречия?
— Нет… — Амелия смутилась. — Понимаешь… Граф Аттисон… он ведь даже не потрудился узнать, как я выгляжу. Что ему стоило встретиться со мной до бала, чтобы познакомиться?
— Может быть, он узнал о помолвке совсем недавно, как и ты? — предположила я.
Амелия покачала головой.
— Он знал о ней очень давно, но не придавал значения, — с грустью поведала она.
— Возможно, просто считал тебя слишком юной…
— За эти семнадцать лет он ни разу мной не поинтересовался. Не спросил, что я думаю или чувствую. Да и на бал явился лишь потому, что срок принесенной клятвы истекает и если он не женится, то лишится…
— Чего? — я невольно подалась вперед, слишком уж зловеще звучал голос моей соседки.
— Точно не знаю, — призналась Амелия. — И гувернантка, и мама, и даже отец всякий раз краснели, когда я задавала этот вопрос. Но, видимо, чего-то очень важного. — Она вздохнула. — Знаешь, графиня Аттисон много времени проводит в столице, но и в поместье нередко приезжала. Мы сидели на веранде, пили чай, и она рассказывала о своем сыне. Какой он умный, красивый, благородный… Откуда же мне было знать, что все эти разговоры бессмысленны, а его даже мое платье интересует больше, чем я сама…
Амелия с несчастным видом вновь прикусила губу. Сейчас она меньше всего напоминала веселую избалованную девчонку, какой я привыкла ее видеть. Повинуясь порыву, я сжала ей руку:
— Поверь, узнав тебя поближе, граф Аттисон может переменить свое мнение.
— Узнав меня поближе, он предпочтет радоваться, что так удачно избавился от неугодной невесты! — хмыкнула соученица, вновь обретая обычное расположение духа. — Скажи, а здесь кормят?
— И вполне прилично, — уверила я, вставая, чтобы отдать распоряжение принести в комнату ужин для Амелии.
Признаться, мы обе очень устали и потому после ужина сразу устроились в кроватях. Амелия заснула, а я все ворочалась. Тревожили мысли об Этьене, вынужденном ночевать на сеновале. Должно быть, там гуляют сквозняки, лежать неудобно и жестко, да и народу вокруг полно. Тот же Гарри наверняка храпит! Человек знатного происхождения к такому точно не привык.
В конце концов я все-таки задремала, чтобы по привычке проснуться с колокольным звоном: в соседнем селе прихожане спешили к утренней службе.
Амелия все еще сладко спала, подложив ладонь под щеку, а я решила спуститься в общий зал, где царила суета. Не заметив там знакомых лиц, вышла из здания, и ноги сами привели меня на сеновал. Этьен не обнаружился и там. Хмурый Гарри как раз чистил лошадей, когда я подошла узнать, где его хозяин.
— За ворота ушел, куда — не знаю, — буркнул кучер. — Глаза б мои его не видели! Это же надо так храпеть!!!
Подавив невольный смешок, я направилась прочь.
Стоило отдалиться от ворот «Оазиса» всего на десяток шагов, как слух начал отдыхать от беспрестанного шума — людских возгласов, лошадиного ржания, лая собак, звона посуды… Здесь было, конечно, не пустынно, но значительно тише и спокойнее.
Этьен сидел на груде сосновых бревен, накинув сюртук на плечи (неожиданно теплая погода действительно не требовала большего), и подбрасывал на ладони маленький камушек. Немного подумав, я приподняла юбки и вскарабкалась к нему. Это казалось безопасным, поскольку бревна были достаточно широкие. Села рядом. Он покосился на меня, приветливо улыбнулся и продолжил свое занятие.
— Спасибо, — сказала я, тронув его за рукав. — За то, что не выдал меня вчера.
Камешек на миг замер в руке и снова взлетел в воздух.
— Обращайся.
— Почему ты так поступил?
Этьен не без удивления воззрился на перехваченный мной трофей. Серый, с красными прожилками и неровными краями. Простой, в наших местах таких немало, но красивый.
— А почему бы нет?
— Ну, я ведь тебе солгала.
В серых глазах заиграли смешинки.
— А вдруг я тоже?
Вытащив камушек из моей раскрытой ладони, Этьен возвратился к прежнему занятию.
— И потом, ты просто был совершенно не обязан.
— Точно. А ты была не обязана поправлять мое материальное положение при помощи фамильного перстня.
— А ты был не обязан пускать меня в свою карету.
— Ошибаешься. Я же не мог постирать твой плащ!
— Он не мой, — покаялась я. — Это плащ нашей горничной. Я взяла его, чтобы сбежать из пансиона.