Институт идеальных жен

Я снова перевела взгляд на мадам Клодиль. Посмотрела ей прямо в глаза, чего никогда не бывало прежде и что директрисе явно не понравилось. Но это теперь было мне безразлично.

— Хорошо, мадам Клодиль. Я поеду с вами. Но при одном условии.

— Условии? — возмутилась наставница. — Вы ставите мне условие?!

— Да, — спокойно ответила я. И продолжила, прежде чем она, опомнившись, высказала бы мне новую порцию нотаций. — Я вернусь вместе с вами в пансион, если вы расскажете, как узнали о нашем с Амелией местопребывании.

— Вообще-то я совершенно не обязана этого делать.

— Не обязаны, — согласилась я. — А я не обязана выходить отсюда спокойно и не поднимая шума. Вы же не хотите, чтобы я вцепилась сейчас в изголовье кровати и завопила, перебудив весь постоялый двор? Чтобы слуги и постояльцы сбежались сюда и стали свидетелями весьма неприятной сцены, которая потом вполне может попасть в газеты? И тогда репутация пансиона…

На лице мадам Клодиль проступили красные пятна. Это было заметно даже в слабом свете едва поднявшегося над горизонтом солнца да пары не погашенных еще свечей.

— Это угроза?

— Нет, — пожала плечами я. — Просто я ставлю условие, которое вам очень легко выполнить. Ответ на элементарный вопрос против всей моей будущей судьбы. Разве это высокая плата?

Я обязана была знать. Почти ничто не имело сейчас большого значения: ни гнев наставницы, ни утраченный шанс на свободу, ни даже вновь замаячивший в перспективе мистер Годфри. Но мне необходимо было выяснить, имел ли Этьен отношение к появлению мадам Клодиль на постоялом дворе. Если именно он сообщил обо мне в пансион, то можно — как там говорила Амелия? — утопиться в пруду. Если же виноват Рейнард, это еще можно пережить. Тем более не исключено, что он действовал из лучших побуждений, искренне считая, что побегом проблемы не решить.

Директриса колебалась, но недолго.

— Хорошо, — сдалась она наконец. — Мне, конечно, совершенно не нравится ваше поведение. Но писать эссе о послушании и уважении к старшим вы будете по приезде в пансион.

Со стороны кровати раздался нечленораздельный утробный звук, заставивший меня всерьез подумать, что Амелия все-таки кинется за ружьем.

— Вы написали о месте своего пребывания вашей подруге, Лизетте, — продолжала мадам Клодиль, ничего не подозревая о грозящей ей опасности. — А она, как ответственная и послушная девушка, известила меня.

Мои глаза расширились в недоумении, рот сам собой раскрылся, и вещи я собирала в задумчивом молчании, стараясь не замечать многозначительного фырканья Амелии. К ружью моя единственная, как оказалось, подруга все-таки не притронулась.

ГЛАВА 13 Возвращение в пансион

Мейбл

Пансион встретил нас тишиной, запахом отсыревших стен и полутьмой, характерной для пасмурных дней. Свечи были дороги, и в коридорах их жгли только вечером. Занятия уже начались, так что эхо не подхватывало ни оживленных голосов, ни цоканья каблучков — не считая, конечно, наших.

В этот день нас милостиво освободили от занятий. Мы много часов провели, трясясь в карете, и лично я, несмотря на то что большую часть поездки продремала (а может быть, именно поэтому), чувствовала себя сейчас совсем разбитой. Впридачу меня еще и сильно укачало: не следовало, наверное, пускаться в путь на голодный желудок, да к тому же после ненароком принятого яда.

Каждой клеточкой своего тела ощущая любую неровность дороги, я лишь плотно сжала губы и выпрямила спину, чтобы не позволить мадам Клодиль увидеть мою слабость. И только Амелия обеспокоенно косилась в мою сторону: видимо, понимала, что для меня, в отличие от сбежавшей игуаны, нехарактерен зеленый цвет лица. Интересно, что все-таки сталось с этой ящерицей?

Странно, но нас не расселили по разным комнатам. То ли директрисе не пришло в голову, что не стоит держать вместе двух непокорных пансионерок, то ли нас возвратили в прежнюю спальню умышленно, в назидание, чтобы мы понимали: ничего нельзя изменить.

Несмотря на то что нас почти сразу предоставили самим себе, разговора в тот день не получилось. Я чувствовала себя плохо и быстро заснула, а когда проснулась спустя несколько часов, обнаружила умиротворенно посапывающую Амелию. Тихонько подошла к ней и осторожно поправила одеяло: оно почти сползло на пол, как у ребенка. Прежде чем как следует укрыть подругу, я успела заметить, что ее ресницы слиплись, будто бы от слез, а в кулаке она сжимает, как сокровище, фантик от шоколадной конфеты. Улыбнувшись, я отправилась в ванную приводить себя в порядок, а затем — на поиски какой-нибудь еды. Больше из комнаты не выходила, не желая ни с кем встречаться. Но назавтра этого уже было не избежать.

Мы вместе спустились на первый урок, одетые и причесанные как положено. Амелия сжала губы, вздернула подбородок и поглядывала вокруг с вызовом. Себя я со стороны не видела, но, конечно, была не менее напряжена. Соученицы взирали на нас кто с сочувствием, кто со злорадством, а кто с банальным любопытством. Мы заняли привычные места.

— Мейбл, как я рада тебя видеть! — тут же защебетала Лизетта. — Я так соскучилась!