— Да одна только твоя кислая физиономия чего стоила! И потом, не надо изображать из себя идеальную подругу. Много ты думала о моих чувствах? Можно подумать, тебя интересовало, как отнеслась бы к подобному браку я? А я тебе скажу. Я была бы на седьмом небе от счастья! Потому что меня, четвертую дочь, без приданого и не из слишком знатной семьи, ждет монашеская келья. Потому что замуж меня ни один более-менее достойный мужчина не возьмет.
— Точно не возьмет, — уверенно подтвердила я. — И не из-за приданого.
Одобрительный смешок, раздавшийся из-за двери, просветил меня о том, что у нашего разговора тет-а-тет имелся свидетель. Вернее, свидетельница, об имени которой я догадывалась. А вот Лизетта, раскрасневшаяся отнюдь не от стыда, а скорее от чувства, которое считала праведным гневом, была слишком занята собственными эмоциями, чтобы обратить внимание на негромкий звук.
— И не пытайся вызвать во мне угрызения совести, — продолжала я, не позволяя бывшей подруге вставить свое веское слово. — Твое положение и вправду незавидное, мое тоже не самое радужное. Наверное, именно потому мы и сошлись в свое время. Но знаешь что, ты — не первая девушка, у которой возникли проблемы с замужеством. Не все в этой ситуации отправляются в монастырь. И на подлость тоже идут не все. Можно, в конце концов, стать гувернанткой или наставницей в таком пансионе, как этот!
Впрочем, напрасно я вспомнила в тот момент про мисс Уэлси. Лизетте никогда не стать такой, как она, и дело, опять же, отнюдь не в деньгах или общественном положении.
— Ты! — сказала, как выплюнула, Лизетта. — Наглая избалованная девчонка!
Я уже собиралась уйти, но тут обернулась.
— Не вздумай со мной связываться. — Я подошла к девушке совсем близко и посмотрела в глаза. — Хуже будет. И не говори потом, что я тебя не предупреждала.
Разумеется, я не имела в виду ничего определенного, но, видимо, решимости в моем тоне оказалось достаточно. Во всяком случае, ответить Лизетта не рискнула и молча проводила меня взглядом.
За дверью предсказуемо обнаружилась Амелия.
— Молодец! — одобрительно высказалась она, подстраиваясь под мой резкий от нервозности шаг. — Мне даже вмешиваться не пришлось. Не ожидала! Но почему она назвала тебя наглой избалованной девчонкой?
— Не знаю, — передернула плечами я. — А почему тебя покоробило именно это?
— Обычно так называют меня!
— Видимо, за время нашего отсутствия в пансионе мы стали похожи.
Некоторое время мы шли молча. Возможно, Амелия прокручивала в голове мое последнее высказывание, а может, думала о другом.
— Послушай, Мейбл. — Она потянула меня за рукав, и я остановилась. — А может, нам правда стоит уйти в монастырь?
Я взвесила это предложение, но вскоре отрицательно покачала головой.
— Жалко, — отрезала я.
— Что? Попусту потраченную жизнь? — скептически спросила она.
— Нет. Монастырь жалко. К тому же там не будут давать конфеты.
— Да, это большая жертва, — со вздохом согласилась подруга.
На улице было пасмурно и сыро, как и положено поздней осенью. Дождь перестал, но тучи пока не собирались расходиться. Задержавшиеся на деревьях капли то и дело, срываясь, падали в лужи, тревожа темную водную гладь. Этому немало способствовал порывистый ветер, раскачивавший ветки, а заодно сухие опадающие листья, из тех, на какие любят наступать мальчишки (а когда никто не видит, то и девчонки), дабы услышать хруст под ногами. Возле забора, отгораживавшего от прохожих пансион Святой Матильды, стоял высокий человек в длинном, прикрывающем колени пальто с высоко поднятым воротником, защищавшем от промозглого ветра. Мужчина чего-то или кого-то поджидал. Нетерпение проявлялось в том, что он то и дело покачивался с каблука на носок либо постукивал по камням мостовой модной тростью, которую крепко сжимала затянутая в белую перчатку рука.
Вскоре стороннему наблюдателю стало бы ясно, чего именно ждал незнакомец: со стороны дверей пансиона быстро приближался другой человек. Он был немного пониже ростом и производил не столь внушительное впечатление, однако же походка его была уверенной, а одежда свидетельствовала о благородном происхождении и хорошем достатке.
— Ну как? — полюбопытствовал Рейнард, когда кузену оставалось пройти всего пару шагов.
— Плохо, — отозвался тот, правильно оценивая погоду и скидывая на плечи капюшон непромокаемого плаща. — Пускать внутрь меня не пожелали, передать письмо тоже отказались. Уговоры, предложенные деньги, завуалированные угрозы — все бесполезно.
Рейнард улыбнулся уголками губ.
— Именно так я и думал, — кивнул он. — Что ж, теперь моя очередь. Смотри и учись.
— Не споткнись по дороге. Здесь, знаешь ли, скользко! — едко крикнул ему вслед Этьен.
Наблюдал он, однако же, встревоженно, в душе надеясь, что попытка кузена окажется более удачной, чем его собственная. Хорошо, что он не мог в этот момент прочитать мысли Рейнарда, который был уверен в успехе значительно менее, чем старался показать.