Мне оставалось лишь гадать, что же столь вопиющее совершил граф Аттисон, чтобы так разозлить мою подругу.
Единственным местом, куда пансионерок регулярно выводили, был храм Святого Иониса, располагавшийся в конце той же улицы, что и пансион. Охраняли нас при этом не хуже, чем особо опасных преступников, переводимых из одной тюрьмы в другую. Наставницы торжественно вышагивали впереди, позади, справа и слева, а кто-нибудь, как правило, шествовал и непосредственно среди учениц. Но если все остальные ходили на богослужение один раз в неделю, нас с Амелией после возвращения решили водить в церковь дважды: по воскресеньям и вторникам. Похоже, мадам Клодиль решила, что нам, как заблудшим овечкам, особенно требуются молитва, исповедь и, конечно же, покаяние.
В тот вторник мы тоже ступили под свод высокого величественного здания, сопровождаемые мисс Клавдией и мисс Маргарет. Послушно преклонили колени и застыли, опустив головы, чувствуя, как прожигают спину взгляды наставниц.
— Исповедоваться я точно не буду, — едва слышно прошипела подруга. — Не дождутся.
Я промолчала, поскольку тоже не желала открывать всю правду священнослужителю. У меня не было уверенности в том, что он не донесет мой рассказ директрисе, хоть это и означало бы нарушение тайны исповеди.
В это время суток, в будний день, храм был практически пуст. Одна старушка в старом, видавшем виды платке сидела на деревянной скамье и то ли молилась, то ли дремала. Какой-то мужчина, на вид торговец, с интересом разглядывал украшавшие стену фрески. Двое священнослужителей неспешно шагали к исповедальням.
Внезапно Амелия ущипнула меня за ногу, да так больно, что я чуть не вскрикнула, нарушая тем самым всю конспирацию. Но все-таки сдержалась и сердито воззрилась на подругу. Та скосила глаза, указывая мне на жрецов. Я осторожно повернула голову… и оторопела, фигуры стоявших к нам спиной служителей храма кого-то напоминали, но я бы списала это на разыгравшееся воображение. Однако начищенные до блеска сапоги для верховой езды, видневшиеся из-под монашеского одеяния, были реальными, равно как и едва заметные под рясами очертания шпаг. Сердце заколотилось.
Строгий голос мисс Маргарет возвратил меня к реальности.
— Девушки, вам пора исповедаться.
Мы с Амелией послушно поднялись и неспешно двинулись по проходу, с двух сторон от которого тянулись ряды скамей.
— Ты налево, я направо! — хищно шепнула Амелия, и я осторожно кивнула.
Этьен был немного ниже Рейнарда и уже в плечах, так что понять, какое место занял каждый из кузенов, было несложно.
Я прошла в исповедальню и опустилась на колени на узкую скамеечку, специально предназначенную для этой цели. От соседней кабины меня отделяла тонкая стенка и квадратное решетчатое оконце. При этом решетка была настолько частой, что рассмотреть того, кто сидит по соседству, не вышло бы при всем желании.
— Этьен, я знаю, что это ты, — проговорила я, прежде чем он успел бы начать морочить мне голову. Если, конечно, собирался.
Молчание, в действительности непродолжительное, показалось мучительно долгим.
— Ты умеешь видеть сквозь стены? — с вынужденным смешком спросил Этьен, и от звучания его голоса у меня зашлось сердце.
— Нет, — ответила я, стараясь никак не выдать своего волнения. — Просто наша общая знакомая наблюдательна, а ваша обувь не слишком вписывается в традиционный наряд жреца.
Слово, невольно слетевшее с губ Этьена, столь же мало вписывалось в окружающую обстановку. Вряд ли стенам исповедальни прежде доводилось слышать подобное.
— Я просто хотел с тобой поговорить, — поспешил оправдаться он. — А в ваш пансион иначе как штурмом не прорвешься.
— Это правда, — улыбнулась я. — Но, Этьен, поверь, в разговоре нет необходимости.
— Послушай, Мейбл, — настойчиво перебил меня он. — Все не так, как кажется. Я знаю, сейчас ты думаешь… да бог знает что ты обо мне думаешь! Что я игрок, мот, да к тому же еще и отравитель. Но на самом деле всему этому есть другое объяснение. Ты просто должна меня выслушать.