Дядя Саша, выразительно глянул на Оскара и крутанул пальцем у виска. Оскар независимо передернул плечами, поднялся и вышел, на ходу нашаривая в кармане сигареты и спички, бормоча под нос: «Нет, ну элементарно ж смешно! Можно подумать, все мы тут маленькие дети….»
Всем как-то сразу расхотелось пить чай. Начали потихоньку вставать, Марфа принялась собирать чашки, я стала ей помогать, краем глазом заметив, как вскочила и быстро выбежала за Оскаром вслед Наташа, жестом остановив рванувшегося за ней было Гришку. Костя тоже поднялся, и склонился над колыбелькой.
– Насть, ну я пойду, уложу Лешку по нормальному?
– Ага. Ты ложись спать, а я помогу Марфе, гляну, как там Светка, и тоже приду.
Собрав мусор в мешок, я отправилась его выносить. Спустилась с крыльца, услышала голоса у калитки, и остановилась.
– А я ведь вас сразу узнала! Как только увидела. И никакие такие шрамы не помешали! И ваше это «Элементарно смешно!» мне, если хотите знать, до сих пор иногда во сне снится. Просыпаюсь, и, кажется – вот открою глаза, а вокруг палата, и наши все, и вы между кроватями ходите, ругаетесь, что опять проспали: «Это же элементарно смешно! Взрослые люди, а все никак не научитесь просыпаться вовремя, так, чтобы успевать в школу!»
– А я тебя, Наташа, не сразу узнал. Взрослая ты такая красавица стала – прям дух от тебя захватывает!
– Ой, ну вы уж скажете, Александр Менделевич!
В разговоре возникла пауза, и только я уж собралась проскочить деликатно мимо них со своим ведром, как Наташа собралась с духом и задала вопрос, ответ на который я ни за какие коврижки не захотела бы пропустить. Иначе пришлось бы самой его потом задавать.
– Александр Менделевич, а как получилось, что вы теперь – Оскар? Мы ведь, если честно, давно вас похоронили.
– Ну, в каком-то смысле меня ведь и правда нет. Тот Александр Менделевич уже скоро семь лет, как помер. Сгорел на пожаре.
– Ну, это-то мы все знаем. А как же все-таки..
– Как-как. Честно говоря, заслуги моей никакой здесь нет, да и хреновый бы из меня Монте Кристо. Элементарно смешно. Так, стечение обстоятельств. Про пожар-то в зоне, в котором я, якобы, погиб ты ж, наверное, слышала?
Наташина тень на заборе согласно кивнула.
– Ну вот. Много людей в том пожаре сгорело, и нас, и охраны даже, а другие пообгорели до полной неузнаваемости. Меня можно отнести к последним, счастливчикам. Очнулся я в реанимации областной больницы, и слышу, называют меня все вокруг Оскаром. Ну, сперва-то у меня и возможности никакой возразить не было – с трубкой от ИВЛ в горле много не навозражаешь. А к тому времени, как ее из меня извлекли, успел я сообразить, что тому Оскару Лутоннену, соседу моему по бараку, уроженцу города Кохтла-Ярве, сидеть на момент пожара от силы недели две оставалось. Да, не повезло мужику, у дальней стенки спал, эти все, говорят, от дыма первыми задохнулись. А я уже через месяц из той больницы прямо на волю вышел.
– Ну а что ж вы к нам-то сразу не пришли? Хоть бы весть какую о себе подали! Мы ведь знаете, как вас ждали! А плакали как все, когда узнали!
Оскар-Менделич тяжело вздохнул.
– Понимаешь, Наташ, для меня ведь это тоже непростой вопрос был – как возвращаться, к кому? Подумай сама, вы ж там, считай, икону из меня сделали, молитесь, на нее, а тут я являюсь – живой и с такою рожей. Воскрес, типа, здравствуйте. И кем бы я стал для вас? Учителем? Воспитателем? А оно вам теперь надо? Да и все, что я про вас слышал, меня, честно сказать, здорово пугает. Мне казалось, я людей ращу, а вышло – не то стаю волчат, не то банд-формирование. А я кто тогда? Батька-атаман? Акела беззубый со скалы совета?
– Александр Менделевич, не надо так, – возразила Наташа. – Вы же нас, теперешних, почти не знаете. А мы, между прочим, совсем не такие!
– Да? – отозвался он с живым любопытством. – А какие вы?
– Мы… ну… – Наташа слегка запнулась. – Справедливые. Один за всех, все за одного. Добрые. Вот только… Но вы ведь сами всегда говорили, что добро должно быть с кулаками.
– Да? Я так говорил? – Оскар громко, хоть и не без горечи, расхохотался.
Тут я не выдержала. Ноги у меня к тому времени совсем затекли, пальцы, державшие мешок с мусором свело. Выскочила за калитку, ойкнула, извинилась, и почапала себе на помойку.
На полпути меня нагнал Оскар.
– Настя, это… Ну, я не знаю, что ты там успела услышать, но… ну, ты, короче, сама понимаешь..
– Я понимаю, что ничего я не слышала. Даже если.
– Ага. Да я и так знаю, что ты умница. Так просто, на всякий случай. И вот еще что. Мусор-то отдай, сам донесу. Незачем тебе сейчас тяжести таскать.
Да что они сегодня все, сговорились, что ли? И чем, скажите на милость, сегодня так уж отличается от вчера?
*
Поднимаясь к себе в отделение, я обратила внимание на необычную чистоту в лифтах. Отодранное до блеска зеркало впервые за последнее время отразило меня всю как есть, без прикрас. Ну чего, живот пока не особо выпирает, если не знать и не приглядываться… И не вставать на всякий случай к людям в профиль…