Монгол, словно не замечавший все это время Охотникова, открыл черную папочку и внимательно просмотрел содержимое. После спрятал документы обратно и, выпив залпом еще четверть стакана водки, уставился в одну точку, словно вспоминал какое-то значимое событие в прошлом.
Охотников, весь дрожа, стоял перед ним и глядел в пол, боясь поднять взгляд.
– Ну че, Охотников, – Монгол заговорил неожиданно, и от звука его голоса и от осознания того факта, что обращаются к нему, Охотников чуть не упал в обморок. Перед Монголом на столе лежало журналистское удостоверение Охотникова. – Игорь. Да ладно, мы с тобой на короткую ногу будем. Садись за стол и не трухай. Не волк, не съем…
Глазами Монгол показал ему место напротив себя и, брезгливо поморщившись, повел носом.
– Ты че? Обтрухался, что ли? А, Охотников? Ну ты даешь! Журналюги смелыми должны быть! А ты че? Или ты на горячих точках не бывал? – Он задавал вопросы Охотникову, словно сам был журналистом и брал интервью. – На, водяры выпей. Ништяк будет. Тогда и базар пойдет. Ты, Охотников, не ссы; все как есть скажешь – домой вернешься. Я тебе в натуре правду говорю.
Охотников недоверчиво взглянул на Монгола, после перевел взгляд на стакан, до краев наполненный водкой.
– Пей, Игорек. Ты же русский, что для тебя стакан водяры выглушить? Пей, пей, убивать не стану.
Охотников взявшись за стакан так боязливо и неуверенно, что содержимое заплескалось, словно штормовое море, кое-как донес его до рта и осушил в несколько глотков, точно эликсир молодости.
– Ну, ты не сиди просто так, рассказывай, че ты о Чубе знаешь? И о чем базар был? Откуда он слил всю эту инфу? Это ты типа в газету собрался нести? А?
– Да я много чего о нем знаю! – выпалил Охотников, несколько осмелевший от выпитой водки. – Он… Мы раньше тусовались вместе.
– Ты по теме базарь. Его биография меня не колышет.
– Он мне обещал достать одни документы, которые лежат сейчас перед вами. «МосРиэлт», контора, где он работал, занимается продажами квартир. А их строительством занимается холдинг «Новый век». «МосРиэлт» – дочерняя компания. Весь фокус в том, что «Новый век» не только строит, но еще и реставрирует дома. Я не сомневаюсь, что у них есть двойной пакет документации, иначе им бы все так просто не сходило с рук. Вместо реставрации они строят новоделы, точь-в-точь похожие на предыдущие объекты. И я подозреваю что…
– Короче, я въехал, – перебил его Монгол, прищурившись. – Чуб пообещал слить тебе инфу об этих объектах. А ты хотел обо всем этом написать в газетке и заделаться фраером.
– Приблизительно так. Я заплатил Чубу десять штук. Больше мне ничего неизвестно.
– И ты че думал? Напишешь и типа бабла закосишь?
– Я не о бабле думал. О карьере. Такая возможность появляется только один раз в жизни!
– Иногда и в последний, – холодно сказал Монгол. – Главное, что документы у него, осталось только убрать Чуба, пока он ментам не слился.
– То есть как в последний? – вмиг побледнел Охотников, беспокойно заерзав на стуле. – Вы хотите сказать… что…
– Слышь ты, журналюга. Твои родители коммунистами были? – Монгол решил поиздеваться над Охотниковым, чувствуя к нему сильнейшую неприязнь и презрение. Он-то догадывается, как ему страшно, но надо же и мужиком оставаться, а не трухать в штаны. Он в стольких переделках бывал, и ничего, выжил, а этот слабак, гнилой весь, сразу кореша сдал, на очко сел и готов делать все, что скажут.
– Были, – ответил Охотников, не понимая, к чему клонит Монгол.
Монгол нахмурился и заметил, как Охотников тут же испугался, словно понял, что сказал что-то не то.
– Вот и отвечай, как коммунист. Где этот Чуб может ошиваться?
– У меня есть его адрес и номер мобильника. Я могу позвонить и скажу ему, что надо встретиться.
– У меня это тоже есть. Ты мне лучше другое расскажи: с кем он поддерживает контакты, где тусуется. Или мне освежить тебе память? – И в подтверждение своих серьезных намерений Монгол угрожающе нахмурился.
– Сейчас! Сейчас! Я все вспомню! Я честно скажу все, что знаю!
Монгол гадливо поморщился: «Так и готов гад ползать на коленях, думает, что свою шкуру спасет. Точно падла, коммунист».
– Корешей я его не знаю. Ни одного, честное слово. Мы с ним не общались в последнее время. Я ничего не знаю, клянусь всем. Я все, все рассказал! До последнего слова!
Охотников трясся так, словно его колотил сильнейший озноб. Молчание затянулось. Монгол плеснул себе водки и, запрокинув голову, осушил стакан. Охотников налил себе сам и тоже выпил.
– Слышь ты, падла! А кем твои дедушка и бабушка были? Тоже по дорожке Ильича шагали?
– Угу. Дед у меня в НКВД служил, а бабушка вроде секретарем райкома была…
– А мои дед и бабка сроки мотали, – перебил его Монгол. – В лагерях по несколько сидок было. И все из-за чего? Все из-за твоих… Ты, Охотников, деда спрашивал, скольких он за решетку засадил, баланду жрать заставил? А? Че молчишь, мудак?
Монгол был уже подвыпивший, и трусость Охотникова его раздражала, как человека жестокого и бескомпромиссного.