Инструментарий человечества

– Добро пожаловать, госпожа. Могу ли я называть тебя госпожой? Думаю, нет. Добро пожаловать, Элейн. Мы твой народ. Мы сделаем все, что ты скажешь. Конечно, ты вошла внутрь. Тебя прислала госпожа Панк Ашаш. Сотни лет она говорила нам, что с Земли явится некто, настоящий человек с именем животного, а не числом, и что мы должны подготовить дитя С’джоан, дабы она взяла нити судьбы в свои руки. Прошу, садись. Хочешь воды? Чистой посуды у нас нет. Все мы здесь – недолюди, и на всем здесь есть наши отпечатки, скверна для настоящих людей. – Ему пришла в голову мысль. – Крошка-крошка, в твоей печи есть новая чашка? – Очевидно, кто-то кивнул, потому что он продолжил: – Возьми ее щипцами и принеси нашей гостье. Новыми щипцами. Не касайся ее. Наполни ее водой с верха маленького водопада. Чтобы питье нашей гостьи было неоскверненным. Чистым. – Он просиял от гостеприимства, одновременно нелепого и неподдельного.

Элейн не отважилась сказать, что не хочет пить.

Она ждала. Они ждали.

Ее глаза привыкли к темноте. Она видела, что главный коридор выкрашен в желтый, потускневший и грязный, и контрастирующий светло-коричневый цвета. Какой человеческий разум мог выбрать столь ужасное сочетание? Судя по всему, с этим коридором сливались другие; по крайней мере, она заметила освещенные арочные проходы, из которых быстро выходили люди. Нельзя выйти быстро и естественно из неглубокой ниши, и потому Элейн не сомневалась, что эти проходы куда-то вели.

Недолюдей она тоже могла видеть. Они очень походили на людей. Здесь и там попадались существа, вернувшиеся к животному состоянию, – человек-конь с мордой своего предка, женщина-крыса с обычными чертами лица, если не считать двадцатисантиметровых белых усов, похожих на нейлоновые, по дюжине с каждой стороны. Одна женщина выглядела совсем как человек – красивая девушка, сидевшая на скамье в десяти метрах дальше по коридору и не обращавшая внимания ни на толпу, ни на Мейбл, ни на Моего-милого-Чарли, ни на саму Элейн.

– Кто это? – поинтересовалась Элейн, кивнув на красивую девушку.

Мейбл, избавившись от напряжения, охватившего ее, когда она спросила у Элейн, не «смерть» ли та, теперь проявляла общительность, выглядевшую странно в таком месте.

– Это Кроули.

– Чем она занимается? – спросила Элейн.

– У нее есть гордость, – ответила Мейбл, ее гротескное красное лицо было веселым и энергичным, вялый рот при разговоре брызгал слюной.

– Но разве она ничем не занимается? – снова спросила Элейн.

– Здесь никто не должен чем-то заниматься, госпожа Элейн… – вмешался Мой-милый-Чарли.

– Называть меня «госпожой» противозаконно, – сказала Элейн.

– Прошу прощения, человеческое существо Элейн. Здесь никто не должен чем-то заниматься. Мы все противозаконны. Этот коридор мыслеупорный, и ни одна мысль не может ни проникнуть внутрь, ни выйти наружу. Погоди немного! Посмотри на потолок… Вот оно!

Красный всполох пробежал по потолку и погас.

– Потолок светится всякий раз, когда кто-то думает об этом месте, – объяснил Мой-милый-Чарли. – Весь туннель снаружи считается «отстойником сточных вод: для органических отходов», и потому слабым отзвукам жизни, которые могут отсюда выйти, не придают особого значения. Люди построили его для своих нужд миллион лет назад.

– Миллион лет назад их не было на Фомальгауте III, – огрызнулась Элейн. И задумалась, почему так поступила. Мой-милый-Чарли был не человеком, а лишь говорящим животным, сбежавшим из ближайшей мусоросжигательной печи.

– Прости, Элейн, – ответил Мой-милый-Чарли. – Мне следовало сказать, давным-давно. Нам, недолюдям, редко выпадает шанс познакомиться с настоящей историей. Но мы пользуемся этим коридором. Кто-то с нездоровым чувством юмора назвал это место Городом глупцов. Мы живем десять, или двадцать, или сотню лет, а потом люди или роботы находят нас и убивают. Вот почему расстроилась Мейбл. Она решила, что ты смерть. Но ты не смерть. Ты Элейн. И это чудесно, чудесно. – Его лукавое, слишком умное лицо лучилось от искренности. Должно быть, его потрясла собственная честность.

– Ты собирался рассказать, в чем предназначение этой недодевушки, – напомнила Элейн.

– Это Кроули, – ответил он. – Она ничего не делает. Никто из нас не должен что-то делать. Ведь мы все обречены. Она немного честнее других. У нее есть гордость. Она презирает всех нас. Ставит нас на место. Заставляет чувствовать себя низшими. Мы считаем ее ценным членом группы. У всех нас есть гордость, в которой нет никакого проку, однако Кроули просто обладает гордостью, но ничего по этому поводу не делает. Она служит вроде напоминания. Если мы ее не трогаем, она нас не трогает.

Вы забавные создания, подумала Элейн. Так похожи на людей, но такие неопытные, словно вам всем пришлось «умереть», прежде чем вы по-настоящему научились жить.

– Я никогда не встречала никого подобного, – сказала она вслух.