Инсургент

Однажды, много лет назад, когда его сынишке и дочке было не больше десяти лет, Годин рассказывал им в постели новую сказочную серию. В ней инсургентик-лилипут предпочел отбросить свою волшебную флейту и отнял палочки у дирижера оркестра. Так вышло, что сюжет забуксовал, хоть и пересказывал он его с упоением. Импровизация вместо героического развития и обычного хэппи-энда завела в тупик.

Сочинитель выбирался из безвыходной ситуации вслепую, один, без соавторов, коими обычно становились дети, без союзников и доброжелателей.

Оркестр под управлением некомпетентного лилипута заиграл не в унисон, а в разнобой. Музыканты фальшивили и путали ноты.

Оркестровая яма вдруг превратилась в траншею, которую отторгнутый инсургентиком дирижер решил закопать. Бульдозеры пододвигали ковшами землю, и скоро рыхлая земля засыпала музыкантов. Судорожные поиски решения привели к внезапному выводу о том, что инсургентик зря взялся не за свое дело и принялся орудовать дирижерскими палочками. Сгубил весь оркестр, и себя самого. К тому же потерял волшебную флейту, найти которую и возродить оркестр не представлялось возможным, так как ее тоже присыпало песком и глиной из громадного ковша.

Благо дети тогда уснули, не став дослушивать длинную папину серию. Вмешаться он им не позволил – вот они и засопели в собственных сновидениях.

Сказочник покинул детскую, не дорассказав свою неудавшуюся историю. Да, пожалуй, из всех серий именно эта была самой грустной. В прежних флейта совершала чудеса. Быстро и без особых усилий. Король становился сильнее всех своих врагов, обретая могущество и рост до небес с помощью ее звуков. Волшебный инструмент возвеличивал его настолько, что король не видел, что происходило с его подданными внизу. И там в силу занятости короля порядок наводил лилипут-инсургентик, обладатель реальной власти и чудесной флейты.

Годин тогда не особо расстроился – и на старуху бывает проруха. И забыл тот не сложившийся сюжет. А ведь то был знак. И сейчас не мешало его вспомнить. Но… Распознать знак не каждому дано. И тем более припомнить спустя время, увязав его с текущим моментом,

Лишь после исполнения предзнаменования получивший его задумается, и то – если на осмысление останется время. Единственная фабула, где у главного героя ничего не вышло, промелькнула тогда мимо, как мираж. И сегодня он, одурманенный предвкушением восстания, в котором ему суждено было играть первой скрипкой, вряд ли бы обратил внимание на сновидение, пропущенное в эфир подсознанием, или на собственную фантазию, растворившуюся в дымке повседневной суеты. Да и могут ли собственные сказки влиять на реальность, может ли миф управлять ей?

В его биографии было столько взлетов и падений, что опытный сценарист написал бы по ней имперский байопик в стиле петербургского нуара, а прославленный режиссер снял бы мрачный триллер, который гарантированно сделал бы кассу бокс-офиса как минимум трех киношных уикендов и стал бы лидером кинопроката.

То унижение, которое он испытал за всю жизнь, обостряло чувство его всепоглощающей и неукротимой злобы на весь мир. Эта неуемная ненависть опиралась на два равных столпа.

Первый: он все еще числился чужим среди себе подобных нуворишей. Хозяева жизни все еще брезговали им, не взирая на уже доказанные способности и реализованные таланты. До сих пор они воспринимали его халдеем с салфеткой на руке!

И второй: молодость! Ее не вернуть ни за какие деньги. Она к сожалению не возвращается и не продлевается.

И уж коль он угробил впустую часть своей драгоценной жизни на обслуживание тех, кто был ничуть не лучше его, то следовало наверстывать!

Раз он не сможет продлить свою жизнь даже с помощью коитуса с девственницами, то он укоротит жизнь других, тех самых, кто видел в нем обслугу. Он сварит их в том самом жбане, где готовил для них глинтвейн.

Бывший благодетель всегда ненавистнее врага, ведь твой прежний покровитель видел твое унижение и надменно взирал на твою слабость. А это не прощается. Даже если он не упрекнет тебя вслух – его высокомерие и незаслуженное превосходство будут читаться в его глазах.

Глава 3. Заговорщики

Бодрость нужно было подогревать искусственно: фармакологией, сильными эмоциями и опасностью. Риск придавал жизни вкус и блеск. Движение заменяло спорт. Перманентная война отвлекала от старения.

– Заходи! – скомандовал Зиновий Владленович массажистке ног и медицинской сестре с лазерной машинкой, которая шлифовала его спину. После сведения много лет назад компрометирующей тюремной татуировки, сзади не было даже намека на то злополучное тату, но он являлся перфекционистом. Кожа на спине стала гладкой как у младенца. Процедура и сегодня прошла безболезненно.

Обе девушки имели модельную внешность и заискивали перед одним из самых авторитетных бизнесменов города. Он улыбался в ответ.