Интегральная медитация

На сцене начинает разворачиваться трагедия столкновения противостоящих друг другу противоположностей, расщепляющих всё надвое: хорошее против плохого, удовольствие против боли, желаемое против отвратительного, схваченное против вытесненного, приятное против мерзкого, «я» против «не-я». И жизнь наша становится стремлением к обретению всех положительных явлений в парах противоположностей и избеганием всех их отрицательных сторон: мы мечтаем о жизни, преисполненной удовольствий и лишённой всяческой боли, чтобы всё было хорошо и не было ничего плохого, чтобы всё было полно любви и начисто лишено страха. Но в попытке обрести такую жизнь, которая состояла бы исключительно из удовольствий и всего хорошего, всего желанного, всего любимого, можно преуспеть не больше, чем в попытке обрести жизнь, в которой не было бы низа, а был бы только лишь верх; не было бы левого, а было бы только лишь правое; не было бы внешнего, а было бы только внутреннее; не было бы дна, а были бы одни вершины. Противоположности же – это две стороны одной и той же чёртовой монеты!

Неудивительно, что индуизм веданты определяет просветление как свободу от дуальностей, то есть как освобождение от пар противоположностей – обеих противоположностей, а не только лишь негативной. От самой дихотомии как таковой. Сходным образом христианские мистики называют предельную реальность coincidentia oppositorium – «соединением противоположностей». Но когда в нас действует изначальное избегание – то самое первое движение, когда мы смотрим в другую сторону, отворачиваемся и отодвигаемся, – мы начинаем перемещаться не в нашем объединённом поле всего существующего, а в разбитом поле бесчисленного множества затерянных во времени противоположностей, стремясь не к распознанию их основополагающего единства, а к их предельному разделению. Мы пытаемся обрести жизнь, где есть только хорошее, а плохого нет; жизнь, преисполненную лишь богатства, в которой не было бы бедности; жизнь, в которой есть лишь успех и нет неудач; жизнь, в которой есть лишь всё славное, а бесславного нет и в помине; жизнь, наполненную одними лишь удовольствиями, но ни в коем случае не болью. Таким образом мы обречены на преследование невозможной цели, и наши жизни становятся вереницей депрессивных разочарований и длительных отрезков всеобъемлющей скуки, прерываемыми лишь вспышками вящего ужаса.

Вместе с изначальным избеганием рождается и собственно инициатор избегания, а именно – чувство обособленного «я», то самое самосжатие. Как говорилось в упанишадах: «Всюду, где есть другой, есть и страх»[61]. Но именно это самосжатие непрестанно видит всё вокруг: оно мнит себя «субъектом» здесь, сознающим всевозможные объекты, или «других» там. Что до самих этих других – оно либо неистово жаждет их, цепляется за них и стремится к ним, либо страшится и в ужасе их избегает. Вот и вся жизнь напряжённого самосжатия. Жизнь, основывающаяся не на сознавании, а на внимании. «Сознавание» распахнуто, свободно, тотально расслаблено, включает всё существующее и живёт во вневременном Настоящем – от настоящего мгновения через настоящее мгновение к настоящему мгновению. «Внимание» же, в противоположность сознаванию, напряжённо сфокусировано, сжато, никогда не сознаёт всю тотальную Картину, но всегда узко направлено на какую-то одну из Её особенностей, живя потерянным во времени сиюминутным мигом, переходящим из прошлого в будущее, и проявляя неспособность отпустить всё и вновь упасть в непреходящее вневременное Настоящее. Внимание всегда ограничивает и стягивает сознание к узкому разрезу текущего мига, зажатого в тисках между прошлым и будущим, фокусируясь только лишь на чём-то одном зараз и в отдельно взятый момент времени.

В идеале, разумеется, мы должны быть способны и на то и на другое: из всегда присутствующего и никогда не оставляемого цельного поля Сознавания мы можем фокусировать своё внимание на любом из аспектов тотальной Картины всего сущего, не утрачивая при этом контакта со Всем, равно как и с Сознаванием, раскрывающим это великое полотно. Мы же раскалываем цельное поле своим изначальным избеганием. Мы разрываем тотальную Картину на кусочки, которые нас привлекают как желанные и нравящиеся, и всё остальное, что нам не нравится, к чему мы испытываем отвращение или страх. И тогда полотно это становится уделом полярных противоположностей, и мы посвящаем свою жизнь попыткам обрести невозможное. Этими самыми попытками мы сотворяем иллюзию, страдание, мучение и слёзы. Объекты приходят, остаются с нами ненадолго, мучают нас, а затем продолжают свой путь, и это будет продолжаться до тех пор, пока мы, наконец, не умрём… это и есть наша жизнь с изначальным избеганием в самосжатии среди мира, составленного из «дуальных противоположностей».