Интегрировать свет

— Для него это было бы спасением заплутавших, — Эсфориэль прикрыл глаза. — Он… явно не соображал ясно в тот момент. То, что он увидел, затмило ему разум. Хотя, откровенно говоря, я опасаюсь за его разум уже восемнадцать лет.

— И всё равно его любите.

— Да. Люблю, — эльф взглянул на неё мягко, с какой-то странной, едва заметной, щемящей улыбкой. — Принцесса, война страшна не тем, что убивает живых. Война страшна тем, что убивает их души. Делит мир на чёрное и белое, своих и чужих, врагов и друзей. Всё переворачивает, рушит все барьеры, снимает все запреты. И убивать… это перестаёт быть преступлением. Обращается в необходимость, привычку. И те, кто уходит на войну, либо не возвращаются вовсе, либо возвращаются не собой. — Он больше не улыбался. — Ты начинаешь считать воистину ужасным только одно: смерть. Если вы берёте пленного и не убиваете его, вы думаете, что оказали ему милость. А избиения, пытки, жестокость — всё это становится нормальным. Вот что страшнее всего. — Глаза его потускнели, взгляд, устремлённый на лицо Морти, застыл. — Тебя делают просто крохотной частью чего-то огромного, беспощадного, жуткого. Ты исполняешь приказы, идёшь вперёд, прокладываешь свой кровавый путь — не думая, не сомневаясь. И враги становятся всего лишь… цифрами. Единицами. Бесконечным списком тех, кого надо вычеркнуть, чтобы этот кошмар наконец закончился… но однажды ты сбиваешься со счёта. Перестаёшь чувствовать радость, тепло, любовь, зато в полной мере ощущаешь ненависть, ярость, жажду крови. Желание отомстить за всех, кто уже погиб на твоих глазах. А когда война заканчивается, ты ещё долго не можешь улыбаться, и чувствовать всё то, что умел чувствовать раньше — тоже. И тебя преследует только одно: осознание, что их больше нет. Тех, кого ты когда-то знал. Того, что ты когда-то знал. И мысль… а почему тогда всё ещё есть я?..

Какое-то время смотрел в одну точку. Потом, заметив завороженный ужас собеседницы — моргнул, и в сиреневые глаза вернулась осмысленность, вновь окрасив их живым блеском.

— Потом это возвращается. Радость жизни. Понимание счастья. Способность любить, — закончил он. — Но не скоро.

— И ваш брат так и не научился этому заново? — тихо спросила Морти; взор её смягчило понимание. — Жить и любить?

— Нет. Научился. Да только восемнадцать лет назад его заставили снова об этом забыть. Пусть не было открытого столкновения армий, но для него война началась уже тогда. И я не знаю, сможет ли он оправиться второй раз.

Вгляделся в лицо девушки, омрачённое задумчивой грустью. Взял её опустившиеся ладони в свои: естественным, ободряющим, отеческим жестом.

— Не печальтесь, принцесса. Мы найдём выход.

— Если придётся, я буду сражаться. Бок о бок с братом. До последней капли крови, — Морти, не отнимая рук, смотрела ему в глаза, прямо и открыто. — И буду убивать.

— Нет, — слово вырвалось порывисто, будто само собой. — Я делал всё возможное, чтоб Дэн и Фаник никогда не видели и не делали того, что видел и делал я — и сделаю невозможное, чтобы это миновало вас. — Он крепче сжал ладони принцессы: тонкими пальцами, будто выточенными из матового молочного стекла. — Ничто в этом мире не стоит вашей души.

Морти в изумлении встретила его взгляд, странным образом сделавшийся ярче, будто вокруг чёрных лун зрачков полыхнуло фиолетовое пламя. Встретила расширенными глазами, и губы её, приоткрывшись, растерянно глотнули воздух.

В тот же миг Эсфориэль, отпустив её руки, сделал шаг назад.

— Прошу прощения… должно быть, мой пыл напугал вас, — в голосе его не осталось и намёка на страстность. — Я лишь отчаянно не желаю, чтобы невинные проходили через подобное. Ни вы, ни мои племянники.

— Да, — после секундной заминки ответила Морти. — Конечно.

Эльф склонил голову, прощаясь:

— Звёздной ночи, принцесса.

Морти смотрела ему вслед, пока он не вышел из зала. Отчего-то прижала ладони к щекам. Зажмурилась.

Постояв так недолго, открыла глаза — теперь спокойные — и решительно направилась в сторону, противоположную той, куда двинулся Эсфориэль.

А в лаборатории Лод яростно отбросил перо. Рванув пергамент пополам, швырнул обрывки на стол. Уронил голову на руки, сжал пальцами виски.

Рывком поднявшись с кресла, глядя в пространство мутным взглядом, покрутил на пальце управляющее кольцо.

И, взметнув полами мантии, решившись на что-то — почти бегом направился к выходу.

***

— Я ни в коем случае не пытаюсь поставить под сомнение твой выдающийся ум, Белая Ведьма, но… ты правда надеешься, что доработаешь сложнейшую формулу, с которой не могут справиться те, кто изучал магию всю жизнь?

Скептический вопрос Восхта не заставил меня поднять взгляд.

— Всё лучше, чем сидеть и бесцельно страдать, — я сосредоточенно грызла кончик ручки, всматриваясь в синие рунные строчки, нацарапанные на листе пергамента.