Интегрировать свет

В последний раз я примеряла платье перед тем, как отправиться в Гостиный двор, на бал медалистов. В преддверии этого знаменательного события мама потащила меня по магазинам; и в примерочных, глядя на своё отражение в отвратительном белом свете тамошних ламп, безжалостно подчёркивающих все недостатки — при виде плоской сутулой фигуры и кривеньких ног-спичек, поганивших собой любой наряд, мне захотелось расплакаться.

В итоге проблему решили чёрные брюки и симпатичная рубашка из матового синего атласа, но с тех пор на платья мне даже смотреть было противно.

— Нет, — я решительно протянула одеяние колдуну. — Это не для такого чучела, как я.

Щелчок по носу не был болезненным, но заставил меня ойкнуть.

— Ты чего? — изумлённо выдохнула я, когда Лод опустил руку.

— Буду делать это всякий раз, как скажешь подобное, — мрачно ответил он.

— Что? Что я чучело? Ой!

— Именно, — подтвердил Лод, отвесив мне ещё один щелчок. — Ты просто сама не понимаешь, какая ты милая.

Потирая кончик носа, я медленно повторила:

— Милая?

— Да. И смешная иногда. И это делает тебя ещё милее.

На этом месте я осознала, что его словам удалось почти невозможное: ввести меня в ступор.

Если бы я когда-нибудь вздумала представить, что кто-то, кроме мамы, в здравом уме назовёт меня «милой» — моё воображение скончалось бы в конвульсиях от гомерического смеха.

— Иди, — Лод бесцеремонно развернул меня в сторону библиотеки, для надёжности подтолкнув в спину. — Ты пережила плен, ошейник, Артэйза, отравление и все наши вылазки на территорию светлых. Думаю, пару часов в платье тоже как-нибудь переживёшь.

Так и не оправившись от изумления, я безвольной сомнамбулой побрела в заданном направлении.

В спальне меня встретил Бульдог, радостно попытавшийся привстать на задние лапы и царапнуть мои колени. Кое-как увернувшись, я опасливо погладила пса по голове. Запершись в ванной, облачилась в синий кошмар — который, к сожалению, пришёлся мне впору, как и остальные вещи Литы. Нет, само платье было красивым, а кружевная отделка замечательно гармонировала с высокими сливочными чулками; но я подозревала, что на мне наряд мигом утратил всю свою привлекательность, и на миг снова пожалела о тех временах, когда мы с Лодом играли друг против друга. Ведь тогда мне было совершенно плевать, что на мне надето, как я выгляжу — и что колдун думает обо всём этом.

Хотя юбка, которую я носила тогда, была всё-таки подлиннее.

А, какая разница… если Лод меня и любит, то явно не за сногсшибательную внешность. Значит, вряд ли плачевное зрелище меня в платье что-то поменяет.

Позаимствовав гребень колдуна, я провела им по волосам. Не глядя в зеркало, дабы не огорчаться. И к тому времени, когда вернулась в лабораторию, Лод тоже успел переоблачиться: снял мантию, накинув прямо поверх рубашки жемчужно-серый плащ. Второй плащ — синий, явно предназначенный для меня — был наброшен на спинку кресла.

— Я сказал Алье, что мне нужен отдых. Чтобы никто не искал, — колдун посмотрел на меня, и в прищуре его глаз вспыхнули странные искорки. — Так-то лучше. Только одна маленькая проблема…

— Очки? — нервно спросила я. — Как я понимаю, в Риджии такого не носят.

Не сказать, чтобы одобрение, которым меня наградил его тягучий взгляд, успокаивало. Скорее заставляло лихорадочно искать подвох: не могло же ему действительно понравиться то, что он увидел.

Не могло же?..

— Да. — Лод подошёл ближе. Дотронувшись до одной из пластиковых дужек, пальцами другой руки вычертил руны. — Это поможет.

Я не поняла, что он сделал. Для меня ничего не изменилось. И лишь сняв очки, увидела, что шоколадная оправа обратилась стеклом; даже не стеклом — сгущённым воздухом, переливающимся хамелеоном.

— Чары временные, — добавил колдун. — Потом они вернут свой цвет.

— Но их всё равно будет видно, — возразила я, вернув очки на нос.

— Под этим — нет.

Сначала я подумала, что Лод достал из пустоты полупрозрачный шёлковый шарф, лёгкий, как аквамариновый туман. Но когда его набросили на мою макушку, так, чтобы закрыть лицо, поняла — вуаль. Ткань скользнула по коже мягко, словно лепесток, и мир окутала синеватая дымка.

Следом мне на голову, бережно обняв лоб, надёжно прижав вуаль к волосам, лёг серебряный венец.

— Знать в Солирдаг часто скрывает лица. Это не вызовет подозрений.

Лод поправил вуаль, спустившуюся до губ, и кончики его пальцев скользнули по подбородку — но трудно было понять, погладили или задели случайно. Укрыл мои плечи синим бархатом плаща, спустившимся до пят. Защёлкнув серебряную пряжку, выправил волосы, попавшие под тяжёлую ткань.

А я просто стояла. Молча, неподвижно. Не зная, что делать, чувствуя себя куклой, которую любовно наряжают в новое платье.

Странное ощущение. Но не сказать, чтобы неприятное.

Скорее волнующее.

— Всё. Идём.

— Сейчас, только сапоги…

— Никаких сапог. Оставайся в туфлях. Нечего вечно прятать то, что прятать не стоит, — он взглянул на меня сурово. — Да, и ещё одно. Давай сюда кольцо.