Интегрировать свет

Лицо Эсфориэля почти не изменилось, зато не выдержала Навиния:

— Демоническая лошадь? Но это же действительно монстр! Они плотоядные, даже на людей нападают! Мне в своё время пришлось целый табун таких уничтожить, они два города в страхе держали! Их невозможно приручить!

— Циркачи её и не приручили. У них был передвижной зверинец всяких чудищ, вот и самка скримсхэстура в клетке сидела. Живых кроликов ест, а к Мэрис стала ластиться, как собака. В итоге Мэрис выпустила её из клетки. Назвала Лапочкой… циркачам, к слову, заплатить и не подумала: сказала, что они… м… в общем, бездушные злодеи. И мучали бедную зверушку. Хорошо хоть ей другие монстры в зверинце не приглянулись. — Фрайн грустно поглядел на свои опущенные руки. — Потом она прослышала о стае василисков, которая обитала в Боггийских болотах. И кому эти василиски мешали? В болото всё равно никто не совался. Теперь я гадаю, эти василиски были последними в Риджии или всё-таки нет… А воры, пьяницы и насильники — такое ощущение, что они к ней просто притягиваются!

Ну да, конечно. Ещё один распространённый элемент классических историй про попаданок: тамошних героинь хотели если не все, то почти все. Без исключения и без спроса.

К этому элементу обычно прилагался ещё один — «герой, который всегда поспевает на помощь в самый последний момент». Но, думаю, Машка в этом не нуждалась.

— Нет, конечно, Мэрис может справиться с ними сама, — как раз добавил Фрайн, — но потом приходится разбираться с последствиями её магии, которые просто ошеломляют масштабами разрушений. — Эльф поднял глаза, посмотрев на меня как будто даже виновато, и я поняла, что Сусликова объяснила ему причину своего аномальной одарённости. — А люди… они в большинстве случаев не способны оценить, что Мэрис действует в их же интересах. Делает город безопаснее, пусть и такой ценой.

Естественно. Вряд ли местные жители останутся тебе благодарны, если в пылу борьбы с пьяницей в таверне ты случайно испепелишь таверну. Хорошо хоть в благополучных эльфийских кварталах у Сусликовой наверняка не было причин призывать свой огненный меч: думаю, эльфы б тоже не сказали ей «спасибо», когда бы она сожгла половину их столицы.

— И из-за всего этого… сначала я проверял маячки два раза в день. Потом — один. А в те пару дней, когда, видимо, всё и произошло… не проверял вовсе. И когда проверил, было поздно. — Фрайндин снова перевёл взгляд на брата, и взгляд этот стал ещё более виноватым. — Я побежал к Фину в тот же миг, как понял, что мальчики пропали из поля моего зрения. Сказал, что в последний раз видел Дэна в Тьядри, а Фаника — на подъезде к нему, и оба были живы и здоровы, и Фин в тот же миг отправил туда гвардейцев, но… а ведь до того момента я совершенно не беспокоился! Между Кристой и Дэном подобное случалось не в первый раз, и поездку Фаника я считал напрасной, но… подумал, раз помолвка Вини и Дэна сорвалась, то Фанику неплохо было бы познакомиться с бывшей невестой брата поближе. Вдруг они найдут общий язык…

— Сводник, — буркнул младший эльфийский принц.

Навиния, судя по выражению её лица, от подобной перспективы тоже оказалась не в восторге.

— И, честно говоря, — Фрайн то ли не расслышал племянника, то ли решил не акцентировать внимание на его словах, — я думал, что Фин и сам будет приглядывать за сыновьями. Но, видимо, его мысли тоже были чересчур заняты другими вещами…

А в итоге у двух самых могущественных эльфов в Риджии дети — пленники дроу.

Даже не знаю, что веселее: это — или безглазый ребёнок у семи нянек.

Что ж, оправдания звучали вполне разумно. В конце концов, Фаник тоже не предполагал, что у Кристы хватит ума сунуться на территорию тёмных, а со всем остальным, насколько я могла судить, светлая компания в силах была разобраться самостоятельно. И остаётся только сделать скидку на то, что Фрайндин до беспамятства полюбил Машку — ведь это трудно назвать хоть сколько-нибудь разумным.

С другой стороны, кто их знает, этих эльфов. Любовь и разум у представителей любого народа совмещаются с трудом. В конце концов, мой выбор Лода в качестве объекта любви тоже никак не являлся разумным… но, к несчастью, мы не выбираем, кого любить.

Даже не знаю, чего в итоге в этом светлом чувстве больше: прекрасного или пакостного.

Ведь именно из-за своей абсолютной иррациональности — по-моему, за всю историю оно сломало не меньше жизней, чем создало.