Интегрировать свет

Мгновение я смотрела на него. Внимательно, стараясь не упустить ни одной детали. Его лицо – с впалыми щеками, узкими губами, тонким носом – вдруг показалось мне неправильным отражением кого-то другого.

Кого-то, кого я уже видела…

Кусочки мозаики встали на свои места в одно мгновение, заставив меня отступить на шаг.

– Ты… тень Ильхта?

– В точку.

Ха. Я бы даже сказала, ха-ха-ха.

Всё это время мне прислуживала тень Ильхта Злобного.

Какая ирония.

– Теперь ты понимаешь? – спросил Акке. – Поэтому я служу Миркрихэйрам. Поэтому привязан к Лоду как к родному. И это не просто слова. На моих глазах выросла его бабушка и его отец, и они тоже вызывали у меня чувства более чем тёплые… но среди всех Миркрихэйров Лод всё же стоит особняком. Наверное, потому что он первый потомок Ильхта, которым тот был бы действительно горд.

Интересно, сколько в Акке от Ильхта? Какие черты характера передались его тени? Унаследовала ли она воспоминания своего изначального владельца?

И то, что иллюранди показывал мне в прошлый раз, не была ли хотя бы часть этого его собственной памятью?

– Хорошо. Положим, я поняла, почему ты беспокоишься за Лода. Но я-то тут при чём?

– Потому что ты дорога ему и своими сомнениями терзаешь не только себя, но и его. Можешь даже не надеяться, что он их не чувствует. А уж опасения касательно Морти… не знаю, кем надо быть, чтобы ждать подвоха от этого безгрешного создания. Откровенно говоря, порой эта безгрешность даже раздражает. – Иллюранди иронично качнул головой. – От неё-то вся их беда.

– Какая беда?

На первой части его высказывания я снова решила не фокусироваться. Как бы забавно это ни казалось, но поверить в безгрешность Морти мне было куда проще, чем в мою великую ценность для Лода.

– Та, из-за которой ему нужна ты. А не она.

В следующий миг я поняла, что кресло опустело, и театральный скрип двери за спиной заставил меня обернуться.

– Тебе туда, – проговорил Акке.

Он стоял рядом с открывшимся проходом в библиотеку, приглашающим жестом указывая на тёмный проём.

– И зачем?

– Потому что там ты найдёшь свои ответы.

Исчез, оставив меня наедине с созданным им сном, – и, пожав плечами, я двинулась вперёд. Скорее потому, что ничего другого мне особо не оставалось, чем по другим причинам.

Библиотека изменилась. Не до неузнаваемости, конечно, но всё же. Исчез стол с волшебными цветами, а комната вытянулась длинным тёмным коридором. Книжные полки убегали вдаль, насколько хватало взгляда, порой образовывая арки, в которых прятались полукруглые двери. Те были приоткрыты – все, и из-под них пробивались отблески тёплого сияния, служившего единственным источником света.

Поколебавшись, я подошла к первой же двери слева. Заглянула внутрь.

За дверью скрывалась до боли знакомая гостиная с круглым столом. И хотя в коридоре было абсолютно тихо, теперь я отчётливо слышала переливы струн и голос, звеневший в чарующей песне.

Они сидели вокруг стола, и четверо умещались в трёх креслах. Лоду вряд ли было больше пятнадцати: светлые волосы едва прикрывают уши, лицо гладкое, юное, совсем другое, но уже такое серьёзное. А вот серая мантия колдуна осталась неизменной, как и движения пальцев, перебиравших струны лютни с той же уверенной мягкостью, с которой чертили руны. Или это мандолина? Да, у лютни вроде гриф искривлённый, а у этой штуки прямой, как у гитары…

Алья пел, устроившись напротив. Мальчишка-подросток без королевского венца, без вечной язвительной улыбки на губах и холодности в янтарном взгляде, сейчас казавшемся таким тёплым и ярким. Темноволосая девочка-дроу с большими заворожёнными глазами устроилась на его коленях, внимая песне. Третье кресло занимала маленькая Морти в платье синего шёлка: она сидела, обняв руками колени, – уже не девочка, ещё не девушка, но и тогда не менее прекрасная, чем в настоящем.

Алья пел, конечно же, на риджийском. Может, виновно было решительное и абсолютное отсутствие у меня музыкального слуха, но мне казалось, что пел он так же чудесно, как Лод играл. На риджийском слова звучали красиво, однако я не могла перевести их на русский стихами; юный Повелитель дроу пел что-то вроде «но когда оба они уходили с небосвода, непроглядный мрак ночи пугал их любимых детей. И поняли тогда солнечный бог и богиня луны, что придётся им расстаться навеки; и с тех пор Солир освещает мир днём, пока спит Тунгх, а Тунгх – ночью, пока отдыхает её возлюбленный супруг»…

А потом он замолчал, и Лод отнял руку от струн. Морти, улыбнувшись, зааплодировала, а маленькая принцесса Литиллия смешно шмыгнула носом:

– Поэтому эльфы спят ночью, а мы днём?

– Эльфы больше любят отца, который создал их, и вместе с ним трудятся днём и отдыхают ночью, – кивнул Алья. – А дроу, почитающие свою мать Тунгх, пробуждаются с уходом Солира и засыпают с его возвращением.