Интегрировать свет

– Я понимаю. Можешь не беспокоиться, – когда он заговорил, в его голос вернулась прежняя мягкость. – Я никогда не стану таким, как Ильхт.

– Я должна больше верить тебе. – Морти опустила голову, уткнувшись лицом ему в шею, словно желая спрятаться от собственного стыда. – Скажи, это очень странно, что я так и не могу до конца сделать это – поверить? Что боюсь тебя, хотя ты всегда был так добр ко мне? Ко всем, кто тебе дорог?

– Наверное, на твоём месте я бы сам себя боялся, – в словах Лода сквозила печаль. – Но я скорее умру, чем причиню тебе вред.

– Знаю. Знаю. Прости.

Дальше они просто сидели, обнявшись. И молчали так долго, что я уже отступила от двери, когда Морти вдруг вскинула голову.

– Что ты будешь с ней делать? – она смотрела в пустоту за спиной колдуна. – Теперь, когда знаешь, что она чувствует?

Мне не требовалось слышать имя, чтобы понять, о ком речь.

– Ей некуда идти. У неё нет никого, кроме меня. Её боль в любой момент может поглотить её с головой. – Лод говорил без нежности, без намёка на особенные чувства: просто излагая положение вещей. – Отдалять её от себя всё равно, что убить её.

– Это верно, – Морти задумчиво кивнула. – И никто из нас не хочет повторения прошлой истории.

Я ждала, что он скажет «да». Подтвердит, что подыгрывает мне из жалости, так же как когда-то подыгрывал маленькой девочке, которая была ему небезразлична. Но он ничего не сказал.

И его молчание само по себе сказало о многом.

Лицо Морти вдруг сделалось непроницаемым.

– Ты ведь привязался к ней. Куда больше, чем к предыдущей, – из голоса принцессы тоже исчезли намёки на любые чувства. – Твоя любимая кукла, так похожая на тебя самого… и вот уж кто ни капельки тебя не боится.

Лод всё молчал. Я уже вновь собралась уходить, когда он всё-таки разомкнул губы.

– Насчёт неё тоже можешь не беспокоиться, – негромко и очень ровно произнёс колдун. – Я клялся, что ты всегда будешь моей единственной.

Морти не откликнулась. Лишь прикрыла глаза со странной обречённостью, и губы её судорожно дрогнули.

Но когда Лод, отстранившись, заглянул ей в лицо, она встретила его взгляд спокойно.

– Ты ведь веришь мне? – спросил он. – Хотя бы в этом?

Слегка улыбнувшись, Морти взяла его лицо в свои ладони.

– Мой милый, верный, честный Лод, – и едва заметно качнула головой. – Я знаю, что ты никогда не унижался и никогда не унизишься до того, чтобы мне лгать.

После оба растворились во тьме, оставив меня в ней же. Наедине с моими мыслями, в которых, откровенно говоря, царил полный бардак.

Я даже не пыталась в них разобраться. Не сейчас, по крайней мере. Поэтому просто подошла к последней двери.

И вернулась туда же, откуда пришла.

В лаборатории было неожиданно темно: горела лишь одна свеча, на столе, за которым сидел Лод, тихо царапая что-то пером на пергаменте. Во сне я отчётливо различала всё, что тонуло в тенях и сонном мраке вокруг колдуна, и прекрасно видела себя, свернувшуюся калачиком на постели у давно потухшего камина. И на сей раз это точно была я.

Вскоре после переселения в лабораторию колдуна я начала спать в одежде. В бриджах и рубашке, по крайней мере. Снимала только чулки. Как и ожидалось, предосторожность не была напрасной – другая я лежала без одеяла. Оно неведомым образом безнадёжно сползло с меня, собравшись огромным комом ближе к полуголым ногам, которые моя копия поджала под себя. Видимо, замёрзла. Впрочем, когда ком подозрительно вздрогнул, точно под ним кто-то ворочался, я догадалась о причинах, почему одеяло убежало от меня.

Значит, Бульдог не целую ночь коротает на моей подушке…

Как раз в этот момент Лод, отложив перо, откинулся на спинку кресла. Лениво потянулся, вскинув руки вверх. Оглянулся.

Нахмурившись, встал.

Опустившись на колени рядом с постелью, колдун осторожно, но без особых церемоний вытряхнул из одеяла Бульдога. Укрыл меня – я даже не заворочалась, не то что не проснулась: всегда спала крепко. Посмотрел на пса, обиженно усевшегося у меня в ногах.

– Нет, приятель, так дело не пойдёт, – погрозив Бульдогу пальцем, сурово прошептал Лод. – Завтра же отправляешься, откуда пришёл. Тем более паппей уже давно не проблема.

Тот пренебрежительно фыркнул и лёг, где сидел, демонстративно повернувшись к колдуну хвостом, но Лод уже смотрел на меня. Долгим взглядом, который трудно было понять.

Склонившись ближе, Лод протянул руку к моему лицу. Убрал ото рта длинную тёмную прядь, которую я закусила во сне. На секунду задержал пальцы у щеки, словно желая коснуться – и, не коснувшись, отвёл ладонь.

Простые, ничего не значащие движения… если бы не ощущение, что каждое – через себя.

– Сноуи, Сноуи…

Он выдохнул слова так тихо, что их можно было принять за шёпот ветра. Или голос листьев – не сухих, шуршащих громко и беспардонно, а живых, рождающих деликатный шёлковый шелест. Улыбнулся с той же горькой иронией, в которой так хорошо читалось его презрение к себе.

Мрак поглотил его в тот миг, когда он поднялся с колен: оставив меня одну перед выходом в настоящее, гостеприимно приоткрывшим дверь мне навстречу.