— Окончив начальную народную школу в Алешках, вы были определены в городское четырехклассное училище?..
— Угадали.
— Затем ваши батюшка и матушка решили оставить родной город и переехали в Херсон? Почему?
— В Алешках не было ни гимназии, ни реального училища.
— Та-ак... Вскоре после переезда в Херсон родитель ваш скончался. На какие средства существовала семья: пятеро ваших братьев и две сестры?
— Мать шила белье на заказ. Мы все помогали.
— Все?!
— Ну, не все. Больше мы, старшие, конечно.
И юноша уже не слышит следователя. Он видит перед собой мать. Вот она вернулась от заказчика — разрумянившаяся, свежая, только что с морозца. Но что с ней? Огорчена чем-то, причитает: «Вот жалость- то! Вот досада! Обронила в сугроб... Всю получку! Все двадцать пять копеек...» Наутро вместе с нею перелопатили, разрыли весь снег во дворе, но деньги все-таки отыскали... О чем он там бормочет, что спрашивает этот надоедливый следователь?
— Та-ак... — подправив усики, выкатив грудь, жандарм умолкает, должно быть, для того, чтобы собеседник в полной мере ощутил его превосходство, и не спеша продолжает: — Если не ошибаюсь, пятнадцатого января тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года вы успешно сдали вступительные экзамены и были приняты в число слушателей херсонского сельскохозяйственного училища?
— Не ошибаетесь.
— И, если не ошибаюсь, показав себя по всем предметам весьма примерным учеником, вы, однако же, неизменно удостаивались тройки за успехи в законе божьем?
— Может быть, и так.
— Не помните? Но разве не в вашу ведомость отец Афанасий занес: «Постоянное выхождение из церкви во время богослужения». Или вот: «Уклонение от посещения богослужения». Не припоминаете? Запамятовали? Что ж, возможно... Рассеянность. Рассеянный молодой человек! Это бывает... Может быть, это и не вы даже, будучи в старших классах, познакомились с запрещенной литературой? Разумеется, вы не слышали о таких книгах: «Манифест Коммунистической партии» и «Капитал» господина Карла Маркса, «Политическая экономия» Милля с примечаниями господина Чернышевского?
— Нет, не слышал.
— Ну, разумеется! Это ведь не вам ученый господин Осадчий Тихон Иванович, сосланный сюда, к нам, за возмутительную деятельность в Центральной России, подарил «Капитал» с собственноручной надписью: «...задача гражданина и борца заключается в служении обездоленным и бесправным классам — рабочим и беднейшему крестьянству»? Ну-с? Что же вы молчите?
— Вам не нужны мои ответы на эти вопросы. Вы ведь не спрашиваете, а утверждаете.
— Значит, не желаете отвечать? Ну, разумеется! Это ж не вы в начале девяносто первого года организовали политический кружок?.. Одну из первых возмутительных организаций в Херсоне и в уезде... Не вы редактировали ученический журнал «Пробуждение»?.. Разумеется, разумеется! А мы-то сразу, между прочим, обратили внимание на то, что направление журнала вдруг резко переменилось. Вместо прежних невинных беллетристических упражнений учеников в нем появляются статьи тенденциозного, я бы даже сказал, преступного содержания, написанные вовсе не ученическим, а вполне выработанным слогом, изобличающим в авторе основательное знакомство с революционным движением и революционной литературой! Да, кстати, господин Цюрупа! Я, разумеется, понимаю, что вы забывчивый молодой человек, но не вспомните ли, кто написал вот это? Нет, нет, вот: «Вы ради удовлетворения своих прихотей ни перед чем не останавливаетесь. Ничто вас не в состоянии удержать от грабежа. Вы на трупах братьев строите для себя дворцы, у вас не станет поперек горла кусок хлеба, отнятый у забитого, бессильного перед вами труженика... Нет для вас пощады, нет и достойной кары». Не вспомнили?
— Первый раз вижу.
— Ну, разумеется! Я так и предполагал! «Нет для вас пощады...» Да-с... И разумеется, вам неведомо, кто создал у нас в городе библиотеку запрещенных изданий, кто раздает учащимся брошюры Энгельса, Плеханова, кто переправляет их из-за границы с помощью супруги господина Франко, уважаемого «писателя-демократа»?..
...Чумацкий шлях, отец Афанасий, жандармский следователь. Какие еще были у него в юности воспитатели?
Еще был прокурор, были судьи одесской палаты. Въедливый, дотошный товарищ прокурора, помнится, спросил его не без ехидства:
— Как мне известно, вы довольно успешно занимаетесь агрономией?
— Занимаюсь, — просто, словно и не подозревая никакого подвоха, ответил молодой подсудимый.
— И революционной деятельностью?
— Да, и революционной деятельностью.
— Каким же образом, студент Цюрупа, вы совмещаете то и другое?
— Очень просто. Мы считаем, что вначале нужно кончить с той общественной системой, которую вы поддерживаете. А уж затем займемся земледелием. И здесь знания агрономических наук очень будут нужны.
— Знания вам нужны?! Очень хорошо-с! Отправляйтесь-ка на полгодика в каторжную тюрьму, там и наберетесь полезных знаний...