Как только дежурный успевал управляться со своим делом? Не может же быть, чтобы он так, наугад, наобум, шлепал обозначения комнат на пропусках.
— Вам куда, гражданин?
Цюрупа протянул телеграмму-вызов.
И сейчас же — не успел он, что называется, глазом моргнуть — в руке у него оказалась бумажечка с размашистой, лоснящейся закорючкой и обозначением: «Комната № 86».
А проворный молодой человек привстал и чуть любезнее, чем всем остальным, сказал:
— Нет, нет, не туда, товарищ! На второй этаж, пожалуйста... По лестнице... На второй.
И вот наконец приемная Ленина — большая комната, разгороженная двумя деревянными диванами на две неравные части. В просвете между диванами — небольшой белый столик. За ним — миловидная женщина средних лет в батистовой блузке и пальто внакидку. Спрашивает у посетителей: кто, зачем, откуда? И только потом приглашает войти за линию диванов. Это и есть собственно приемная — простой стол с чернильницей, еще диван, несколько венских стульев.
Цюрупа открыл дверь и несмело шагнул в соседнюю комнату, но это еще не был служебный кабинет Ленина — это была следующая, тоже большая и наполовину пустая комната, должно быть, канцелярия Совнаркома: здесь стояли три стола, столик с пишущей машинкой, два шкафа, несколько стульев да наскоро сколоченная вешалка у входа в кабинет.
В комнате было довольно прохладно, но раз есть вешалка... Александр Дмитриевич повесил на нее бекешу и папаху, причесался, откашлялся и постучал в дверь.
— Да, да! — ответили из-за двери. — Войдите.
Председатель Совнаркома показался Александру Дмитриевичу незнакомым, каким-то совсем не таким, каким он себе его представлял. Цюрупа растерянно остановился в дверях: что такое?! Или это не он? Но ведь прошло немало времени...
Между тем коренастый плотный человек поднялся из-за стола, пошел навстречу, улыбнулся — и сразу возле глаз его, по углам, затеплились лапки-морщинки от располагающего, одному Ленину свойственного, прищура.
Он! Только борода сбрита в подполье и еще не успела отрасти. Но рука все такая же сильная. Александр Дмитриевич вспомнил рассказы товарищей о том, что Ленин отлично плавает, метко стреляет, неутомим в работе.
— Мария Петровна жива-здорова? — спросил Владимир Ильич, усаживая Цюрупу. — А дети? Сколько их у вас теперь? Уфимцы говорили мне, будто вы нынче — почтенный отец семейства... — Спрашивал он с тем обычным товарищеским радушием, которое было свойственно ему не только в личных, но и деловых отношениях. Правый глаз был у него прищурен, левый сосредоточенно всматривался в собеседника. — Где дети учатся? Не помешали последние события их школьным занятиям?
Александр Дмитриевич смущенно, пожалуй, даже чуть виновато кашлянул.
— Детей у нас пятеро: старший, Дмитрий, уже в восьмом классе, а младшему, Волику, пяти еще нет. В общем, все хорошо, Владимир Ильич. — Цюрупа посмотрел на своего собеседника так, точно хотел сказать: «Я ценю вашу чуткость, но так же, как и вы, понимаю, что сейчас не время для разговоров о здоровье жены».
Ленин поймал этот взгляд, едва заметно кивнул и сразу, без перехода, с места в карьер объявил:
— Мы хотим назначить вас товарищем народного комиссара продовольствия.
— Продовольствия?.. — недоверчиво переспросил Цюрупа и с удивлением посмотрел на Ленина.
Ленин утвердительно кивнул.
Александр Дмитриевич ожидал чего угодно, только не этого. Только не Комиссариат продовольствия!
Он испуганно оглянулся, точно взывая о помощи, но сразу же понял, что делать нечего. В самом деле, что ему оставалось?! Категорически протестовать? Просить другую работу?
Не тот человек перед ним: чем яростнее будешь возражать, тем убедительнее он опрокинет твои доводы — прижмет к стенке.
Но...
Нет! Нет! Нет! Ни за что! Куда угодно, только не в Комиссариат продовольствия!
Он пустился на хитрость:
— Владимир Ильич! Я же никогда не состоял на государственной службе!
— И я не состоял.
— Мне ехать надо... — растерянно произнес Александр Дмитриевич, но тут же спохватился, что слова эти далеко не самые уместные в данных обстоятельствах, и оттого заволновался еще больше.
— Куда ехать? — улыбнулся Ленин и жестом усадил его в кресло у стола.
— Домой, в Уфу, — все так же смущенно продолжал Цюрупа.
— А вам известно, друг мой, что не далее как месяц и три дня назад партия большевиков совершила пролетарскую революцию? И, если мне не изменяет память, вы состоите членом этой партии, а стало быть, подчиняетесь ее партийной дисциплине?
— Да нет... Я не в том смысле... — Александр Дмитриевич встал и, поискав, куда девать руки, ухватился за спинку кресла, обтянутую чехлом. — Я... Ведь сидя здесь, у вас, в Петрограде, хлеба революции не добудешь.
— Гм... — промолвил Ленин и нахмурился, словно ему вдруг напомнили о самом тяжелом. — «Хлеб революции...» — задумчиво повторил он и заходил по кабинету.