Интербригада

Самое ужасное, что я абсолютно не знал, что именно моя детка должна давать. Отдать бабки и уносить ноги? Разумно. Так ведь мы и приехали, чтобы отдать бабки. В чем подвох? С чьей стороны?

Настя полезла в сумочку. Отдает деньги? Не угадал. Она выбросила вперед руку – кавказец схватился за лицо и сел на корточки. Второй стоял раскрыв рот, пока его не вырубил один из бритоголовых.

Я рванул к Насте, которая – по примеру незадачливого кавказца – стояла раскрыв рот. Я схватил ее за руку, и мы побежали, не оглядываясь.

– Давай быстрее.

– Придурок, я на каблуках.

Это я придурок?! Никогда не видел Настю на каблуках. Сколько помню, она всегда ходила в кроссовках. Я даже не обратил внимания, что она сегодня на каблуках. Она положительно рассчитывала на романтическое свидание.

– Пошли шагом.

Настя тяжело дышала, но глаза сверкали нездоровым блеском, выдававшим азарт. Азарт чего, дура? Ты, конечно, похожа на хищницу семейства кошачьих, но в данном случае ты антилопа, за которой несется леопард или какой другой мудозвон с подозрительными намерениями. К тому же – антилопа на каблуках.

– Как ты его уделала?

– Газовый баллончик.

– Чего? – Я чуть не рассмеялся. Что-то из ранней юности. – Откуда?

– Бросила в сумку и забыла, – сказала Настя. – Лет пятнадцать назад.

Кавказцы шли за нами, постепенно прибавляя шагу. Четверо.

Мы ускорялись – они тоже. Мы переходили на бег – они тоже переходили.

Мы встали и закурили. И они закурили. Я попробовал поймать машину. Кавказцы бросились к нам, мы – от них. Не оторваться, хоть ты тресни.

Вдруг Настя втолкнула меня в подворотню. Твою мать, та самая. Вон дверь, наверху чердак. Она сумасшедшая. Зачем нам сюда? Двор-колодец, а проходов мы не знаем. Мышеловка. Умереть на месте преступления? Романтично. Но рановато.

Кавказцы приближались. Мы нырнули в дверь и понеслись на чердак. Они за нами.

Очень умно мы поступили, ничего не скажешь. Свернули с людной улицы, поперлись на заброшенный чердак. Где с нами можно сделать все что угодно. От кавказцев нас отделял один лестничный пролет. Мы нырнули на чердак – дальше бежать некуда.

Есть куда. Выход на крышу. Не помню, был ли он открыт тогда, в первый раз.

Настя вдруг остановилась:

– Блокнот.

– Какой, на хрен, блокнот?!

– Я уронила блокнот.

– Вперед!

Мы выскочили на крышу. Потрясающий вид. У нас все-таки очень красивый город, я думаю, его зря уродуют. Мы бежали по крышам, и ветер раздувал Настины волосы. Она вообще красиво бежала. Обычно девушки бегают нелепо: ноги бегут, а все остальное стоит.

Никогда не смотрите на бегущих женщин. Лучше смотрите на них с утра, с перепоя. Лучше смотрите на них, стоящих в тазике, как у Дега, но на бегущих не смотрите. Неплохо бегают мулатки с Ямайки, но это лишь исключение, подтверждающее правило. К тому же они бегают в телевизоре и под допингом. А вообще, женщина не должна бегать. Она должна сидеть дома и воспитывать детей. Сексизм? Ладно. Она должна сидеть в офисе и отвечать на звонки.

Но Настя бежала красиво. Да еще на каблуках. Впрочем, каблуки давно обломались. Вернее – один обломался. Теперь ноги у Насти были разной длины. В этом, наверное, весь секрет. Она бежала, переваливаясь, как знаменитый футболист Гарринча, страдавший полиомиелитом, а впоследствии алкоголизмом. Полиомиелита у Насти, к счастью, нет, а про остальное – не мне судить.

Вот только один вопрос – сколько нам еще бежать? И куда деваться с крыши-то? Отчего, в самом деле, люди не летают, как птицы?

И вдруг – открытый выход на чердак. Мы, разумеется, нырнули. Как рыбы. Позади кавказцы загремели ногами по жести. Видимо, ускорились.

Мы снова неслись по лестнице, правда, теперь вниз. Скорей бы на улицу. Со всей дури я врезался в дверь. Закрыта. Должна быть кнопочка.

Дверь распахнулась сама. Перед нами стоял молодой человек с деревянным неподвижным лицом.

– Громбов, – представилось деревянное лицо. – Я от Жженого. Быстро в машину.

Настя плюхнулась на переднее сиденье, я – на заднее. Мы отъехали. Кавказцы выкатились на улицу. Через приоткрытое окно я слышал, как они матерятся.

– Курить можно? – спросил я.

– Курите.

Настя проявила несколько большую вежливость:

– Как вас зовут?

– Громбов.

– Может, у вас есть имя?

– Им имен не положено, – сострил я, тупо и не к месту. Никто не улыбнулся.

– Меня зовут Семен, – отчеканил Громбов.

– Вы наш спаситель, – сказала Настя и поцеловала его в щеку.

Спаситель чуть не испортил все дело, едва не врезавшись в трамвай. В последний момент вырулил.

Настя ерзала по сиденью. Ее подмывало сказать древолицему что-нибудь приятное. Наконец она решилась:

– Почему у вас такая обсосанная машина?

– Это служебная, – ответил Громбов.

– А костюм? – спросил я.

Мне сегодня определенно лучше не острить.

– Костюм личный, – ответил Громбов.

Надо выпутываться из неудачных острот. Я принял официальный тон и спросил, куда мы, собственно, едем. Громбов удивленно пожал плечами и сказал, что едем мы к Жженому.

Замечательно, из огня да в полымя. Впрочем, выбирать не приходилось. Хотя метафизически Жженый опасней кавказцев. Как метафизическое пузо опасней физиологического.