– Как же! Заплатит френч неустойку! Будто ты не знаешь… За франк удавится, педрила-мученик. Хорошо, в это время Кисуля отработала и на пандусе меня подобрала.
– Ко мне-то чего приехали?
– Хотели посмотреть на уникальное явление в нашем профсоюзе. Как интердевочка на государство молотит.
– В свободное от работы время, – смеется Гулливер.
– Сутки через трое – работа не пыльная. Зато спокойней.
– Кому? – улыбается Кисуля.
– Мне. Маме моей. Всем.
– Под каждой крышей – свои мыши. Мы тебе к свадьбе подарочек привезли, Танюха.
– Специальное пособие для экспортных невест, – говорит Симка и протягивает мне бумагу, сложенную вдвое.
Я разворачиваю, а там какая-то инструкция.
– Что это?
– Список справок и документов, необходимых для выезда из Советского Союза. Порядок очередности подачи и официальные сроки принятия решений. По каждой справке, представляешь?
– Малейшая ошибка, и начинай все сначала. Начнут футболить… Как Светку-маленькую, как Маню-кнопку, помнишь?
– Затянут оформление года на три и – привет из Швеции! Менты эту инструкцию, знаешь, как хранят?!
– Почему?
– По кочану. Чтобы «за бугор» не выпускать.
– Ясно. Где достали?
– «Капуста» – великая штука, – рассмеялась Гулливер.
– Сколько должна?
– Не бери в голову. Рассчитаемся. Кстати, тебе песец не нужен?
– Сколько тянет?
– Для тебя – тысяча баксов. Или, как говорят московские коллеги, – таузенд грюников.
– Валюты, слава богу, на руках нет. А «деревянными»?
– Четыре штуки – и песец твой.
– Матери взять, что ли? У нее на зиму ничего нет. Покажи.
– Вон, пакет у заднего стекла.
Я достала пакет и вытащила замечательную норвежскую песцовую шубку. Лялька даже ахнула.
– Ну-ка, выметайся, – сказала я ей. – Прикинь…
Лялька вылезла, надела шубку прямо на халат, сдернула с головы косынку и распустила по плечам волосы.
Шубка была отличная. Но Лялька в этой шубке смотрелась так, что мы просто отпали! И это несмотря на то, что Лялька была в стоптанных больничных тапочках, а окружал ее обшарпанный колодец петербургского двора, забитый черт знает каким грязным хламом…
– Да… Девочка – зашибись! – удивилась Кисуля.
– Какой конкурент растет! – покачала головой Гулливер.
– Только попробуйте, – сказала я им и крикнула Ляльке: – давай, давай, сблочивай! Рано тебе еще к такому шмотью привыкать.
Лялька с сожалением сняла шубку и протянула мне. Я уложила шубу в пакет и сказала Кисуле:
– Беру. А то теперь неизвестно, когда еще у меня деньги будут. А мать на зиму раздета…
– О'кей, – небрежно кивнула Кисуля. – Привезешь «капусту» – заберешь песца. Договорились?
– Годится. Спасибо, девки, – я вылезла из машины.
– Танька! Не потеряй инструкцию, – предупредила меня Гулливер. – Прочти внимательно первый пункт. Без него у тебя даже заявление во дворец бракосочетания не примут. Начинать нужно со шведского консульства…
Боже мой, если бы я тогда понимала по-шведски!
Мы сидели с Эдиком у его генерального консула, еще не старого, обаятельного, истинно западного мужика, и я чувствовала себя на седьмом небе того мира, куда так рвалась последние несколько лет.
В мягких кожаных креслах мы расположились вокруг небольшого низкого столика, пили фантастический кофе со взбитыми сливками и полизывали коньяк из крохотных рюмочек. Консул был – само очарование!
У меня хватило ума не напяливать на себя вечернее «рабочее» шмотье, и я выглядела скромно и респектабельно: белые американские «бананы», темно-красная спортивная рубашечка из чистого коттона и белоснежная курточка фирмы «Пума». Грим – самый незаметный, слегка тонированные очки и красная «адидасовская» сумочка.
– Ах, как жаль, что вы не говорите по-шведски, – искренне сожалел консул, обращаясь ко мне. – Но это поправимо. Поправимо…
Сам он говорил по-русски не хуже меня. Когда в разговоре с Эдиком он переходил на свой родной язык, я несколько раз ловила его добрый и внимательный взгляд, устремленный на меня. Словно он хотел убедиться, что я действительно не понимаю шведского.
Я улыбалась ему и вопросительно поглядывала на Эдика. Но Эдик не торопился с переводом. А консул, ответно улыбаясь мне, оказывается, говорил Эдику следующее:
– Я не имею права не выдать вам документ, подтверждающий ваше неженатое положение и психическое здоровье, который справедливо требуют русские власти при регистрации брака иностранца с их подданной. Мой секретарь уже этим занимается.
– Благодарю вас, – улыбнулся ему Эдик.
– Хотя в вашем нормальном психическом состоянии я позволил бы себе усомниться.
– Отчего же? – засмеялся Эдик.
Консул любезно долил мне кофе и собственноручно положил еще взбитые сливки. И продолжал по-шведски:
– Да потому, господин Ларссон, что вы собираетесь жениться на профессиональной проститутке, что видно невооруженным глазом. И не возражайте! У меня большой и печальный опыт. Я таких справок выдал сотни.
– Мне наплевать, кем была госпожа Зайцева в России. Мне важно, кем она станет, будучи «фру Ларссон» в Швеции.