Я издалека незаметно раскланялась с Толей и Женей – нашими «спецами». Эдик попросил швейцара – Петра Никаноровича – подать такси ко входу. Отставник рванул на пандус, тормознул тачку и прибежал к нам с поклоном. Эдик дал ему доллар, и Петр Никанорович откозырял ему, как солдат первого года службы. Мы сели в таксярник и поехали…
Опять пришлось остановиться у дома тридцать два. Стоит эта огромная совтрансавтовская бандура «вольво» с рефрижератором – и не проехать…
Эдик расплатился, мы вылезли и пошли пешком.
– «Вольво» очень хороший автомобиль, – гордо сказал Эдик. – Мы много торгуем с вами этим авто. Мимо нашего с тобой дома будет проходить трасса от стокгольмского порта на Мальме, они все время там ездят…
Я благодарно взяла его под руку, оглянулась на «вольво» и, сама не знаю почему, запомнила его номер – АВЕ 51-15.
– Это прекрасно, что между нашими странами такое тесное сотрудничество, – я старалась попасть в ногу его широким шагам. Давай и мы с тобой заключим маленький экономический контракт.
– Правильно. Между нами не должно быть неясных моментов.
– Золотые слова. Так вот… Пару дней тому назад я купила для мамы меховое пальтишко. На зиму. И мне очень хочется, чтобы это пальто преподнес ей ты. Как презент. От своего имени.
– Но это будет неправда. Это нехорошо…
– Хорошо, хорошо! Хуже будет, если это сделаю я. У мамы сразу возникнет много ненужных вопросов.
– Но у нас не дарят летом зимние вещи!
– Это у вас. А у нас готовят сани летом. Это наша маленькая национальная особенность. Короче, ты можешь мне в этом помочь?
Эдик неуверенно пожал плечами. Тут мы и подошли к нашей парадной…
Надо сказать, что этот первый для мамы международный приемчик вполне удался.
Все было вкусно, всего было в меру, мама замечательно выглядела. Она сидела напротив Эдика и с преувеличенным вниманием слушала все, что я уже знала наизусть из шведских выставочных проспектов.
– Наша фирма «Белитроник» выпускает программные манипуляторы. А недавно мы начали серийный выпуск роботов для автоматической рыбной ловли. Я участвовал в разработке такого робота…
– Что вы говорите? – светски удивлялась мама.
Мы с Лялькой покуривали на кухне.
– Да. Вес только пятнадцать кило. Робот сам забрасывает крючок и сам подтягивает леску. Как рыба клюет, робот делает автоматическую подсечку. Если рыба большая и сильная – можно больше сорок килограмм, – робот начинает ее водить и водить, и так устанет рыбу, что потом быстро вытягивает ее на борт лодки…
– Девочки! Вы слышите? Уму непостижимо!..
По маминым глазам я увидела, что она ни фига не поняла про этих дурацких роботов и безумно устала от напряжения.
– Пора начинать аттракцион, – шепнула я Ляльке. – Все поняла?
– Могила!
– Иди к ней. Придержи ее там, чтобы она сюда нос не сунула. Эдик, – сказала я, выходя на кухню. – Можно тебя?
– Момент! – поклонился маме Эдик. На кухне я сунула ему пакет с шубой и поцеловала для бодрости: давай, мол! Эдик с пакетом вошел в комнату…
– Уважаемая Алла…
– …Сергеевна, – тихо помогла я ему.
– Я знаю! – прошипел он. – Уважаемая Алла Сергеевна! Так как вы есть мама моей невесты Тани, я хочу сделать вам небольшой презент от своего имени.
– Ах, зачем это, Эдвард… – смутилась мама и даже встала из-за стола.
– Пожалуйста, – Эдик вручил маме пакет.
– Спасибо. Я вам очень признательна, но вы, ей-богу, напрасно…
– Ой, а что там? – фальшиво-заинтересованно воскликнула отлично все знавшая Лялька.
– Что спрашивать? Помоги развернуть – и увидите, – несколько нервничая, ответила я.
Лялька мгновенно распотрошила пакет, вытащила оттуда песцовую шубку и, встряхнув, набросила маме на плечи.
Мама была близка к обмороку. Лялька почти натурально визжала от восторга.
– Спасибо тебе, Эдик, – я его опять поцеловала. Все-таки он меня выручил! Но тут я заметила, что Эдик и сам находится в состоянии «грогги». Я даже за него испугалась.
– Кошмар!.. – шептал он. – Я не знал, что это такая дорогая вещь. Я думал…
– Заткнись, – одними губами сказала я ему, а маме крикнула: – мамуля! Если бы знала, как тебе идет!.. Но как Эдик вмастил?! Будто знал, что нужно… Ну, Эдик!
А мама, моя худенькая мама, стояла в роскошной песцовой шубе – первой шубе за свои сорок восемь лет – и, не отрываясь, смотрела на меня в упор. Потом судорожно вздохнула и печально сказала:
– Вы сошли с ума. Вы все сошли с ума…
Через месяц выхожу я с двумя тяжеленными авоськами из торжковского рынка и потихоньку чухаю к стоянке такси, как вдруг около меня тормозит потрясный «Мерседес» и оттуда в полном боевом блеске выскакивает Зинка Мелейко.
– «Медсестра дорогая Анюта подползла, прошептала – живой…» – спела мне Зинка. – Куда пропала, Танюша?
– Привет, Зинуля, – говорю я и вижу, что Зинка уже слегка «на кочерге». – Не рано ль «промокла»?
– Не боись, Танька. Нормуль. Сейчас мне все можно.
– Кого сняла? – Спрашиваю, а сама смотрю: за рулем типичный «аллерик» – итальяшка лет пятидесяти с гаком. Седой, красивый, явно упакованный по самое некуда.
– Это меня сняли на десять дней по полторашке. Не кисло, да? Десять дней – полторы косых «зелеными».