Потом, уже в постсоветской России, поехали мы с Тарасом вместе отдыхать в независимую республику Абхазия. Там он познакомил меня со своим братом. Несмотря на молодость, он был уже министром иностранных дел Абхазии. И тоже оказался человеком с ясным умом и отрытой, чистой душой. Я уже решил в это время, что все абхазцы без исключения – люди высоких нравственных принципов и по отношению к своему делу, и по отношению к другим людям. Так думал, пока не столкнулся я тоже с абхазцем, но уже совсем иных, мягко говоря, далеко не столь позитивных моральных принципов. Но об этом даже писать не хочется.
Итак, вернемся к воспоминаниям о моей короткой партийной карьере (менее двух лет) в бурные дни конца перестройки. Люди, не жившие в советские времена, плохо могут представить себе роль партийного комитета в любой организации. Без его одобрения руководство не могло провести ни одного серьезного дела, назначить или уволить ответственного работника и т. д. Кроме того, только на регулярно собираемых партийных собраниях это руководство могло быть подвергнуто жесткой критике. Поэтому ректор академии и вынужден был считаться со мной. Почему «вынужден»? Да потому, что если и раньше я не очень-то умел ладить с начальством, подстраиваться под него, то теперь тем более. Это «тем более» объясняется, во-первых, самим временем – конец 80-х годов, которое вселяло в людей чувство неограниченной свободы, и во-вторых, последний наш ректор советского периода был упертым традиционалистом, непоколебимо уверенным в том, что все эти, как он называл, «демократические выверты» скоро кончатся и жизнь, как и раньше, потечет под «руководством славной партии большевиков». Я не разделял его убеждений, поэтому часто и бывал с ним «на ножах». Выражалось это прежде всего в том, что я, считая все происходящее событиями
Не буду рассказывать о своих впечатлениях от конкретных деятелей «демократической оппозиции», выступавших у нас. Скажу только, что их речи так же, как и неформальное общение с ними, зародили у меня отторжение не только от этих людей, но и от их деятельности. Особенно поразил меня Сергей Станкевич. Был он в это время весьма популярным политиком, ратовал за коренную ломку всего существующего, за светлое будущее «подлинной демократии». Так получилось, что я несколько раз приглашал его в академию на встречи с преподавателями и слушателями. Естественно, что при этом мы беседовали с ним, что называется, и тет-а-тет. И здесь он раскрывался совсем с другой стороны, как человек сугубо карьерных устремлений, мелочный, завистливый, падкий на деньги. Не опущусь до передачи его высказываний, но и сегодня не могу спокойно смотреть на его выступления по телевидению в многочисленных «разговорных шоу».
С другой стороны, глубоко разочаровывали меня и правящие деятели этого периода. В академии существовали знаменитые «королёвские курсы», названные так по имени их руководителя А. Королёва. Предназначены были эти курсы для высшего партийного и государственного руководства, которое два-три месяца с отрывом от работы должно было проходить обучение в АОН. Естественно, что и лекции для них читали особо именитые наши профессора, и специально для них приглашались чуть ли не все руководители партии – секретари ЦК КПСС, члены Политбюро. В маленькой спецкомнате с накрытым чайным столом перед началом их выступлений шли откровенные разговоры. Меня поражало, как люди, стоящие у руля великой страны, не понимают всю серьезность того, что происходит, питаются какими-то иллюзиями! Помню, как В. Медведев, секретарь ЦК КПСС по идеологии, с радостью говорил: «Всё, с Ельциным мы покончили! Завтра опубликуем сообщение о том, как он пьяным с мостика в речку упал. Представляете, как это ударит по его авторитету!» Ударило, но по авторитету власти: «Чего раздули-то! Подумаешь, выпил человек, а кто не пьет-то?» Конечно, это частный случай.
Значительно опаснее для судьбы страны были всякого рода закрытые совещания в ЦК. Наш ректор радостно говорил нам после их посещения: «Скоро все эти волнения закончатся! Ждать осталось недолго, все придет в норму!» И это говорилось за два-три месяца до полного крушения партии! Не знаю, на чем основывались такие оптимистические прогнозы в ЦК КПСС, но оттуда шла именно такая информация.