Интересненько это они придумали...(СИ)

Первым за меч схватился Майтимо, тут же нарушая данную клятву и подтверждая несчастливую семейную традицию. Финдекано выхватил из-за пояса красивый, но широкий и удобный нож, с которым, несмотря на все мирные времена разом, расставаться не собирался. Финдарато быстро огляделся по сторонам и, за неимением лучшего оружия, снял с каминной решетки увесистую кочергу. И звонко выкрикнул:

- На свою беду ты попал сюда! Теперь тебе не уйти от справедливого возмездия, Саурон!

Незваный гость, не предпринимая попыток подняться и атаковать, изучил нацеленные на него меч, нож и кочергу, заглянул в непроницаемо ожесточенные лица хозяев и неожиданно всхлипнул, закрывая лицо руками.

Финдарато попятился, обескураженный таким коварством. Изогнутый конец кочерги мазнул по ковру.

- Что я вам сделал?! – горестно вопросил пришелец, заливаясь слезами. – Что мы все вам сделали?!!

- Это не Саурон, – сообразил Майтимо, нехотя опуская меч.

- А кто? – суеверным шепотом переспросил Финдарато.

Майтимо только рукой махнул.

- Ортхэннэр. Помните, я рассказывал про перевернутое с ног на голову измерение, где Моринготто от всей души угощал нас овсянкой и вареньем?

- Я бы его все равно прибил, – с неприязнью отметил Финдекано. Злой враг – это еще куда ни шло, но чего ожидать от врага рыдающего...

- Нет, – бывшему лорду Химринга ясно припомнились его собственные похождения среди враждебно настроенных синдар. А и правда, что ему сделал этот конкретный майа с лицом ненавистного палача Саурона? Обогрел, накормил, искренне лез с дурацкими сочувствиями. Моргот бы побрал эти другие измерения!

Впрочем, судя по виду незваного гостя, его измерение уже как раз кто-то активно побирал.

- За что, о прекрасная Арта, за что?! – раздавалось в перерывах между всхлипами. – Я так верил, что хотя бы вы... но и здесь тоже, а мы ведь ни в чем не виноваты! За что нас губят, за какие прегрешения ветер войны мечет на наши головы стальные листья? О, чем мы вам всем так мешаем? Пощадите хотя бы невинных, пощадите детей!

Это было сказано так, словно жестокие аборигены уже пластают упомянутых детей на ровные ломтики.

Финдарато издал невнятный звук и присел. Саурон, молящий спасти детей, никак не укладывался в его картину мира.

- Ты успокойся, Ортхэннэр, – посоветовал Майтимо нарочито ровным голосом. – Никого мы щадить, тьфу, губить не собираемся. Объясни толком, а то такое несешь, что без чашки кофе не понять. Кстати, Финьо, завари, что ли.

Двадцать минут спустя.

- ...Так было покинуто холодное и мраморное благоденствие Валинора, – рассказывал Ортхэннэр. – И я открыл свободу выбора в блеске граней вселенной. Мы жили вдали, одинокие и свободные. В росистой взвеси лета, одаренные природой полынными, вересковыми и незабудковыми венками танцевали Эллери Ахэ, первые дети золотого времени. Хэлгээрт, Нэйрэ, Кэнно, и Гэлрэн в цветении звездного света, и Йолли, йутти-йулли, и арта-ири, которые пришли рисовать по ткани мира рябиновой горстью и звоном голосов в переплетении судеб. Все мы целовали взглядами звезды, возлюбив каждую частицу юной, пробудившейся под наше пение Арты как самое себя...

- Кого-кого они возлюбили? – переспросил Финдекано, уже после первого десятка слов напрочь заплутавший в витиеватых словесных оборотах гостя.

- Свое место жительства, – тихонько перевел Майтимо, отхлебывая кофе, благодаря которому еще сохранял способность понимать хоть что-то.

Финдарато сидел трезвый, проникшийся и печально внимал рассказу. Даже вздыхал и протирал повлажневшие глаза салфеткой. Майтимо еще подумал, что иногда отец все-таки прав, и все арафинвионы немного того.

- Мы ведь просто хотели жить, – звенящим от слез голосом вещал Ортхэннэр, и вся его поза выражала смирение вкупе со счастьем постижения бытия. – Играть в снежки, варить варенье и выбирать королеву Ирисов. Серебром и золотом весен, кружевом дальних дорог, чередою ласточек в горном хрустале небес и полынной россыпью в десницах полей – мы просто хотели – жить! Но пригнулись к земле травы, и предчувствие беды пеплом осело на сердца, наши глаза утонули в нем, и стало известно нам, что не в блаженной тишине свободы и покоя жили мы, нет – то было лишь затишье перед грозной пеленою лилового отсвета бури, что рассыпает пеплом могучие вершины и не щадит ни сосен, ни робкого света полынных ростков...

- О чем он говорит? – снова дернул кузена Финдекано.

- Жалуется, вроде, – неуверенно отозвался Майтимо, тщетно стараясь не потерять нить повествования и одновременно представить кружево дорог в деснице полей, светящуюся полынь и пелену лилового отсвета бури, непременно грозную. – Макалаурэ бы сюда...

- И будет два рыдающих менестреля вместо одного, – скептически предположил Финдекано.

- Хей, Кано все-таки феанарион и настоящий нолдо!

- В таком случае, он будет рыдать, опершись на меч и утирать слезы латной перчаткой...