Интерлюдия Томаса

Вся работа мозга имеет электрическую основу, и Хискотт способен отделиться от внешнего вида своей личности: представьте её в виде карты памяти, в которой содержится всё, что он знает, но она, правда, без самой карты – вместо нее связанное электрическое поле. С определёнными ограничениями на расстояние, он способен передавать этого другого совершенно невидимого себя, этого фантома Хискотта, через наземные телефонные линии или посредством других систем, таких как линии электропередачи, водопроводные трубы и телевизионные кабели или их сочетание. Как змея, этот пакет данных Хискотта способен уложиться в телевизор, лампу, устройство; и когда потенциальное тело рискует подойти слишком быстро, он может прыгнуть на него и овладеть, тогда как настоящий Хискотт остаётся в уединении где-то ещё.

Пакет данных действует немедленно, примерно как компьютерный вирус, не только берёт контроль над тем, в кого вторгается, но также закачивает в мозг жертвы программу, открывая Хискотту доступ к воспоминаниям этого человека за всю его жизнь. Задача завершена, фантом Хискотта возвращается в настоящего Хискотта; после этого он в пределах «Уголка Гармонии» наслаждается постоянной информационной связью с тем человеком, в которого вторгся, так же, как функция контроля по его прихоти позволяет ему удалённо управлять телом этого человека, как если бы оно было его собственным.

Всё это незамедлительно понимает каждый человек, над которым Хискотт объявляет владычество. И каждый остро осознаёт, что его кукловод может его убить бесчисленным множеством способов, не исключая даже отключение вегетативной нервной системы, которая контролирует автоматические функции органов, кровеносные сосуды и железы – что приведёт к немедленной смерти.

Если один из них удирает за пределы «Уголка» и не возвращается, возмездие будет направлено на тех членов семьи, которых беглец любит больше всего. Их смерти будут в высшей степени жестокими, медленными и мучительными, но также они будут подвержены настолько извращённым мерзостям, которые наполнят их унижением и таким стыдом, что их презрение к себе превзойдёт страх смерти. Тот, кто сбежит, понесёт бремя вины, что, в конечном итоге, сделает жизнь невыносимой.

Побег с намерением вернуться с полицией или с кавалерией какого-нибудь другого типа будет тщетен. Беглец, вероятно, вскоре обнаружит, что необходимо снова сбежать, на этот раз из изолятора в психиатрической клинике, в который его рассказ о контроле разума отправит так же верно, как гневные утверждения, что он Годзилла и угрожает уничтожить Лос-Анджелес. В случае маловероятного события, при котором власти убедятся в чрезвычайной угрозе такому, несомненно, спокойному месту, как «Уголок Гармонии», то пока они доберутся до места происшествия, Хискотт завладеет ими одним за другим. Из-за того, что этим посторонним никогда не будет позволено вернуться со знанием о Норрисе Хискотте или с любым подозрением в чём бы то ни было, он не будет овладевать ими таким же способом, как он это делает с Хармони, а проникнет глубоко в их мысли также незаметно, как вирус простуды поражает лёгкие при вдыхании. Он отредактирует и исказит их мысли так, что они об этом не узнают, и отправит их обратно с воспоминаниями, которые он для них заготовил.

Пока Джоли мне этого не рассказала, я не понимал, насколько сильно держит их Хискотт своей мёртвой хваткой. То, что члены семьи Хармони были законсервированы, крепко держались за свой рассудок и продолжали надеяться – это подвиг почти за гранью моего понимания.

Орк лежит тихо.

Бу материализуется и осматривает мумифицированные останки с большим любопытством.

Девочка не видит собаку. Она сидит со мной в задумчивой тишине.

Наконец, я спрашиваю:

– Хискотт, кем бы он ни был и где бы сейчас ни находился – чего он хочет?

– Контроля. Подчинения.

– Но зачем?

– Из-за того, как он сейчас выглядит, ему нельзя появляться на публике, он уродливый. Он живёт через нас.

Всего на мгновение меня больше интригует другой вопрос:

– Как он выглядит?

– Когда он перемещался из Дома №9 в дом, который забрал у нас, была ночь. Нам не было разрешено смотреть.

– Но за пять лет, готовя для него еду, убирая его дом – наверняка, кто-то мельком его видел.

Она кивает и, кажется, ей требуется какое-то время, чтобы собраться перед переходом к этой теме.

– Только дядя Грег и тётя Лоис. И Хискотт сделал так, что они не могут поделиться тем, что они увидели. Встроенный запрет в их разумах.

– Запрет?

Она серьёзная девочка, но всё ещё ребёнок, энергичная, как все дети, и жаждет чудес и развлечений, серьёзная, но не по отношению к возможности радоваться, как это может быть у угнетённых взрослых. Но теперь её охватывает новая серьёзность, и она выглядит такой печальной, что я могу разглядеть старую и усталую женщину, в которую она может превратиться, если неволя будет мучить её ещё на протяжении лет, и я с трудом могу на неё смотреть, потому что это может помешать мне, и только мне, независимо от того, поможет это или помешает ей.