Интернированные китайцы в Сибири (1930-е годы)

Практическая реализация сформированной позиции выразилась в установках НКИД советским дипломатам в странах, вовлеченных в конфликт. В письме временному поверенному в делах в Японии Б.Н. Мельникову замнаркома Л.М. Карахан сообщил, что позиция СССР в связи с последними событиями в Маньчжурии «в основном сводится к избеганию всего того, что могло бы нас втянуть в конфликт или что могло бы вывести нас из положения внимательного наблюдателя, ограничивающегося защитой своих интересов»87. В адрес консула СССР в Цицикаре А.М. Дрибинского была направлена шифротелеграмма, в которой говорилось следующее: «Все хотят вовлечь нас в игру. Отсюда необходима крайняя осторожность в наших сношениях с китвластями. … надо избегать всего, что может афишировать какое-то специальное сближение с нами и вызвать чьи-либо подозрения. … Подчеркивайте, что наша политика – это политика мира и невмешательства в дела других стран, как внутренние, так и внешние»88.

В то же время СССР обозначил свою моральную поддержку Китаю в противостоянии с Японией. Уже 25 сентября «Правда» в передовой статье «Военная оккупация Маньчжурии» подчеркнула: «… Трудящиеся СССР следят за борьбой в Китае с величайшим вниманием, их сочувствие на стороне китайского народа»89. Заместитель наркома иностранных дел заверил китайского представителя в Москве, что китайская сторона может быть совершенно уверена в том, что в планы СССР не входит «осложнять или затруднять и без того трудного положения, которое создалось в Маньчжурии», что китайское правительство может «совершенно спокойно и свободно предпринимать те шаги, которые оно находит нужным в настоящем положении»90. В отношении официального Нанкина, согласно мнению И.В. Сталина, необходима «позиция сдержанности», но так, «чтобы не получилось отталкивания нанкинцев в объятия Японии», сдержанность «не должна лишать их надежды на возможность сближения»91.

СССР отверг попытки Японии воздействовать на формирование его отношения к маньчжурскому конфликту на основе аналогии с советско-китайскими событиями на КВЖД в 1929 году. Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР 21 ноября 1931 года в сообщении об отношении Правительства СССР к событиям в Маньчжурии заявил о недопустимости такого сравнения, поскольку действия советской стороны носили ответный характер на «грубое нарушение китайскими властями договорных прав СССР»92. И далее: не стоял вопрос «о возможности оккупации, хотя бы и временной, советскими войсками китайской территории, о смещении существующих властей и создании новых»; «не было тогда и отдаленнейшей возможности нарушения законных прав и интересов Японии»; «Советское Правительство не использовало при этом своего военного превосходства и слабости Китая для навязывания последнему каких бы то ни было новых условий или для разрешения проблем, не связанных непосредственно с возникновением конфликта»93.

В то же время Советский Союз после начала оккупации отвергал все попытки втянуть его в кампанию осуждения агрессии Японии, развернутую мировым сообществом, предпочитая действовать самостоятельно, в соответствии с установками Сталина, высказанными им еще до начала конфликта: «С Японией нужно поосторожнее. На своих позициях стоять нужно твердо и непоколебимо, но тактика должна быть погибче, поосмотрительнее…»94. СССР отказался от обращения к Японии и Китаю, как это сделали другие государства – участники пакта, с напоминанием «об обязательствах, взятых на себя обоими находящимися в конфликте правительствами, которые вытекают из пакта Келлога»95, не пропустил через свою территорию комиссию Лиги Наций во главе с В. Литтоном, направленную для выяснения причин вторжения японских войск в Маньчжурию, и в то же время на протяжении 1932 года неоднократно поднимал вопрос перед Токио о заключении договора о ненападении, который мог бы стать важным инструментом в деле улучшения советско-японских отношений96.