Оккупация Японией Маньчжурии создала новую ситуацию как в международных отношениях на Дальнем Востоке в целом, так и в советско-японских и советско-китайских отношениях в частности. Нарком иностранных дел М.М. Литвинов и его заместитель Л.М. Карахан в течение первой недели со дня начала конфликта (с 19 по 26 сентября) провели семь встреч с официальными представителями Китая и Японии. И.В. Сталин, находившийся на отдыхе в Сочи, и Л.М. Каганович, оставшийся за него у партийного руля в Москве, трижды за этот же период обменялись письмами о ситуации на Дальнем Востоке. Политбюро ЦК ВКП(б) в течение сентября неоднократно на своих заседаниях рассматривало вопросы о Китае в привязке к начавшейся оккупации Маньчжурии. Им была создана комиссия по «Маньчжурскому вопросу», в которую, придавая особую значимость обеспечению обороноспособности страны на Дальнем Востоке, в конце декабря 1931 года ввели наркома по военным и морским делам К.Е. Ворошилова81
. В дальнейшем Сталин лично контролировал все вопросы дальневосточной политики государства. Редактор газеты «Известия» И.М. Гронский писал члену Политбюро ЦК ВКП(б) В. В. Куйбышеву, что «все, что касается Японии и дальневосточных дел, проходит через него» [Сталина] и наркома по военным и морским делам К.Е. Ворошилова82.Повышенное внимание советского руководства к событиям обусловливалось тем, что в результате агрессии возникли угрозы нанесения ущерба экономическим интересам СССР, владевшему на территории Китая КВЖД, и безопасности советских граждан, проживавших в Маньчжурии. Прямым следствием оккупации могла стать активизация белогвардейской эмиграции и использование ее японцами в антисоветских целях. Но главная проблема заключалась в том, что Япония, оккупировав территорию Северо-Восточного Китая, выходила на границы Советского Союза, создавая непосредственную угрозу безопасности государства. Обострение внешнеполитической обстановки на фоне находившейся в начальной стадии модернизации страны, вызывавшей существенное напряжение в обществе, требовало от руководства государства выверенной оценки и политики по отношению к конфликту.
Дальнейшее развитие событий в Маньчжурии и вокруг нее, определявшееся расширением агрессии Японии, нежеланием официального Нанкина возглавить сопротивление оккупантам, а также «примиренческой» позицией международного сообщества, порождало опасения у руководства СССР о наличии сговора ведущих мировых держав и отдельных китайских милитаристских групп на базе раздела сфер влияния в Китае, в том числе за счет интересов СССР83
. Выход Японии на рубежи Советского Союза со всей очевидностью поставил вопрос о следующем объекте интервенции: в контексте международной обстановки начала 1930-х годов ответ был однозначен – удар будет нанесен по СССР. В международном сообществе сомнений в этом практически не возникало. Посланник США в Китае Джонсон, характеризуя развитие обстановки на Дальнем Востоке, в депеше, направленной в Госдепартамент, подчеркивал: «Японские действия в Маньчжурии должны рассматриваться больше в свете русско-японских, чем китайско-японских отношений… Военные власти Японии… намерены продвинуть японскую границу дальше на запад в подготовке столкновения с Советской Россией, которое они считают неизбежным»84. СССР в 1931–1932 годах к военному отпору на своих дальневосточных рубежах не был готов.Разворачивающиеся события предопределили векторы дальневосточной политики Советского Союза, направленной на обеспечение безопасности и интересов государства: укрепление обороноспособности на дальневосточных рубежах, урегулирование отношений с Китаем, сохранение на существующем уровне отношений с Японией. Краеугольным камнем этой политики стала позиция СССР в отношении маньчжурских событий. Ее принципиальные контуры были сформулированы на основе мнения И.В. Сталина: «…наше военное вмешательство, конечно, исключено, дипломатическое же вмешательство сейчас не целесообразно, так как оно может лишь объединить империалистов, тогда как нам выгодно, чтобы они рассорились…»85
.Принципиальная позиция в отношении конфликта была доведена до мирового сообщества в заявлении советского правительства, опубликованном ТАСС 30 октября 1931 года: «Правительство Союза держится политики строгого невмешательства не потому, что такая политика может быть угодна или неугодна кому бы то ни было. Союзное Правительство держится политики невмешательства потому, что оно уважает международные договоры, заключенные с Китаем, уважает суверенные права и независимость других государств и считает, что политика военной оккупации, проводимая хотя бы под видом так называемой помощи, несовместима с мирной политикой СССР и с интересами всеобщего мира»86
.