Интерны и хирурги бывшими не бывают

Хорошее настроение и желание наблюдать за осенней природой улетучились вместе с возможностью уйти с работы. Теперь придется задержаться еще минимум на час – пока приготовлю все, пока пункцию сделаю, пока запишу ее, и еще направление надо где-то найти, у нас они, кажется, закончились. Ох уж эти плевральные пункции! В то время я вообще их не очень любил, если не сказать, побаивался. Дело в том, что поскольку торакальная хирургия уже достаточно давно была выделена в отдельную специальность, в нашу больницу крайне редко попадали пациенты с заболеваниями легких, требующие хирургического лечения. А если случайно и попадали, то их старались как можно быстрее переводить в профильные отделения других больниц. В связи с этим мой опыт выполнения плевральных пункций за все время работы едва ли насчитывал десяток выполненных манипуляций, причем большую часть из них я делал под контролем кого-то из старших врачей. Сейчас же я был один. С одной стороны, при соблюдении правил выполнения плевральной пункции риск получить какие-либо серьезные осложнения невелик. Наиболее часто осложнением плевральной пункции является пневмоторакс, но в условиях стационара с ним, как правило, удается быстро справиться. Конечно, существуют и более грозные осложнения, как, например, кровотечение из межреберной артерии или попадание пункционной иглы в печень или селезенку, также с возможным развитием кровотечения, но эти случаи достаточно редки и, как правило, возникают вследствие нарушений техники выполнения манипуляции. С другой стороны, мне совершенно не хотелось навредить человеку своими руками из-за недостатка опыта и впоследствии заниматься лечением осложнений и выслушивать упреки шефа. Хотя к тому времени я уже не был новичком в пункционных вмешательствах, на моем счету был не один десяток лапароцентезов, при которых количество возможных осложнений и риск их возникновения выше, чем при плевральных пункциях, а все манипуляции, выполненные мной, обошлись без последствий. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мои опасения были сильно преувеличены, но в тот момент я был полон сомнений.

Наконец все было готово. Я зашел в палату за пациентом. Это был мужчина худощавого телосложения, с бледной кожей и заостренными чертами лица. Ему было около пятидесяти лет, но выглядел он лет на десять старше. Он сидел на краю кровати, уперевшись руками в матрас (такая поза является вынужденной для пациентов с дыхательной недостаточностью, так как в этом случае за счет опоры на руки к акту дыхания подключаются дополнительные мышцы, в норме в нем не участвующие). То, что воздуха ему не хватает, было видно невооруженным глазом. Не тратя лишнего времени, после краткого сбора анамнеза пациента отвезли в перевязочный кабинет. Несмотря на мои переживания, пункция прошла удачно. Мне удалось забрать почти три литра жидкости, после чего выраженность одышки у П. значительно уменьшилась. Пациент был возвращен в палату, а я с чувством выполненного долга отправился домой. И хотя на часах было уже почти девять, ко мне вернулось хорошее настроение, и я, идя по улице, наслаждался запахами осени.

На следующий день пациент чувствовал себя прекрасно – ходил по коридору, улыбался и много шутил. Во второй половине дня шеф мне сказал:

– Мы его сильно задерживать не будем. Его вроде бы готовят для прохождения курса химиотерапии в каком-то онкологическом учреждении. Ты узнай у родственников поподробнее и настраивай их на выписку. Все равно мы ему кроме пункции помочь особо ничем не сможем, а жидкость у него будет постепенно накапливаться.

Вечером ко мне вновь пришла жена П. Рассказав ей о состоянии супруга, я принялся расспрашивать ее о планах врачей-онкологов и сроках запланированного лечения.

– У него когда назначена химиотерапия?

– Мы пока точно не знаем.

– Но дата госпитализации хотя бы известна? Заведующий сказал мне, что у вас уже все решено.

– Не совсем так. Когда я разговаривала с вашим заведующим, муж был рядом. А он всего не знает, и я не стала при нем говорить правду. Онкологи сказали мне, что надежды нет. Лечение только быстрее убьет его. В проведении химии нам официально отказали. Отправили домой на симптоматическое лечение. А дома он стал задыхаться, вот я и вызвала «Скорую помощь». Так мы и оказались у вас.

– А он что думает?

– Он думает, что химиотерапия будет. Мы все время придумываем для него новые отговорки – почему ее переносят. Простите, доктор, но эта химиотерапия – его последняя надежда. Он цепляется за нее, как утопающий за соломинку, и я не могу лишить его этого.