Интерны и хирурги бывшими не бывают

И я не смог ей отказать. На свой страх и риск я делал пункции в домашних условиях. Потом мне в голову пришла идея, что можно не пунктировать его каждый раз, а установить в плевральную полость дренаж, который будет герметично закрываться и по нему ежедневно сливать накопившуюся жидкость. Я научил жену П. это делать, а сам приезжал раз в неделю, чтобы поменять дренаж на новый.

П. умер почти через три месяца после того, как стал моим пациентом. Он умер дома, в родных стенах, рядом с женой и детьми. Могли ли мы его вылечить? Нет, не могли. Смогли ли ему помочь? Думаю, что да. И дело тут не только в нескольких десятках выполненных манипуляций. Мы смогли дать человеку поддержку и уверенность в том, что он не один.

* * *

Но главное, что мы смогли ему подарить, – это надежда. И я думаю, что это главный подарок, который могут сделать больному человеку окружающие его люди, независимо от того, кем они ему приходятся – родственниками, друзьями, знакомыми, врачами, санитарами. Дарите своим близким надежду, ведь иногда во мраке болезней только она может осветить нам путь к исцелению.

12 Всегда ли надо хранить врачебную тайну?

– Я не хочу, чтобы это происходило со мной!

– Это не нам решать. Нам лишь дано право распоряжаться временем, которое нам отпущено.

Д. Р.Р. Толкиен

Эта глава – о том, что вопрос, нужно ли сообщать больному о его диагнозе, весьма неоднозначен. Не каждому пациенту это знание может пойти на пользу.

Было ясное весеннее утро. Наконец после чрезмерно затянувшейся зимы в свои права вступала весна. Даже через закрытые окна машины слышалось пение птиц, а залежавшийся снег таял под лучами теплого апрельского солнца. Я припарковал свою машину на территории больницы и шел к входу в хирургический корпус, наслаждаясь едва заметным теплым весенним ветерком. Навстречу мне шел в администрацию сдавать дежурство ответственный хирург.

– Доброе утро!

– Привет.

– Как дежурство?

– Не спрашивай. Сам все узнаешь.

– Что такое? Завал? Много операций?

– Да лучше б завал. В два часа ночи дед выпрыгнул с четвертого этажа.

– Ничего себе. После наркоза, что ли, с ума сошел? (У пожилых людей нередко длительные наркозы осложняются развитием различных психических нарушений, от преходящей дезориентации до полноценных делириев).

– Нет. Нормальный абсолютно. Не оперированный. Кто-то ему сказал, что у него рак нашли, вот он и прыгнул.

Дежурный заторопился на сдачу дежурства и ушел. Войдя в ординаторскую, я понял, что все уже в курсе произошедшего. Этот случай вновь обострил наши споры об одном из непростых вопросов медицинской этики и деонтологии – надо ли информировать пациентов о наличии у них злокачественных заболеваний или же следует до последнего скрывать эту информацию, общаясь на эту отнюдь непростую тему только с родственниками. На этот вопрос у меня и сейчас нет однозначного ответа.

ЗАКОН О СОХРАНЕНИИ ВРАЧЕБНОЙ ТАЙНЫ ТРАКТУЕТ СИТУАЦИЮ ОДНОЗНАЧНО – ЧЕЛОВЕК, С ТОГО МОМЕНТА КАК ЕМУ ИСПОЛНИТСЯ ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ (ИМЕННО ПЯТНАДЦАТЬ, А НЕ ВОСЕМНАДЦАТЬ), САМОСТОЯТЕЛЬНО ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЯ, КАСАЮЩИЕСЯ ЕГО ЗДОРОВЬЯ, ВПЛОТЬ ДО ОТКАЗА ОТ ПРОВЕДЕНИЯ РЕАНИМАЦИОННЫХ МЕРОПРИЯТИЙ (ИСКЛЮЧЕНИЕМ ЯВЛЯЮТСЯ ТОЛЬКО ЛИЦА, В ОФИЦИАЛЬНОМ ПОРЯДКЕ ПРИЗНАННЫЕ НЕДЕЕСПОСОБНЫМИ).

Соответственно и всю информацию о состоянии здоровья, наличии тех или иных заболеваний, возможностях их лечения и прочее врач обязан, прежде всего, сообщать пациенту, а уже после этого, при наличии письменного разрешения пациента, доносить эти сведения до его родственников. И хотя бланк разрешения на информирование о заболевании большинством врачей воспринимается как еще одна бумажка, на заполнение которой нужно потратить время, как правило, все происходит именно так, как положено, пока дело не касается онкологических заболеваний.