Казалось бы, последнее утверждение давало дорогу плюрализму интерпретации, который, однако, не реализовался в контексте шлейермахеровской парадигмы. Установка же на контекст авторской эпохи, выраженной в следующих словах ученого: «художественное произведение укоренено в своей почве, в своем окружении. Оно уже теряет свое значение, если вырвать его из этого окружения и передать в обращение, оно тогда напоминает нечто, что спасено из огня и теперь хранит следы ожогов [3, 111], чревата опасностью консервации произведения искусства, его короткой исторической жизни. Установка на реконструкцию изначального смысла авторского текста делает работу интерпретатора не творческой (что коренится в самом явлении понимания), а репродуктивной. Таким образом, в ту пору еще нет осознания диалектической роли интерпретации, когда произведение искусства, живя в культуре и обрастая новыми смыслами, остается, при этом, равным самому себе. Однако, многие мысли Шлейермахера остались актуальными и по сей день.
Нет однозначного мнения относительно того, имел ли право, по мнению Шлейермахера, интерпретатор вносить в текст свой собственный смысл. Однако ученый признавал, тем не менее, вслед за Кантом, что читатель может понять текст даже лучше, чем его автор. Для нас важно то, что в учении Шлейермахера утверждается идея диалога, которая по сей день остается актуальной.
Следующим этапом развития герменевтики является творчество
В. Дильтей разделил человеческое знание на две части: «науки о природе» и «науки о духе» (для нас – это науки «точные» и «гуманитарные»), считая, что нельзя методы одной науки использовать в другой. Так, если средством науки о природе является объяснение, то для наук о духе – понимание. Науками, которые должны превалировать в гуманитарной сфере, В. Дильтей считал антропологию и психологию. Последняя, как полагал ученый, должна быть дополнена герменевтикой, т. е. «понимающей психологией», которая, с помощью
По мысли В. Дильтеля, чтобы войти вглубь того или иного произведения, надо идентифицироваться с его автором и его миром, становясь поочередно то Гете, то Шекспиром или Шиллером. Эта мысль чрезвычайно важна для музыканта-исполнителя, который, вживаясь в душевный мир композитора, также должен становиться то Бахом, то Рахманиновым и т. д. Понимая метафоричность этого утверждения, мы не можем не увидеть в нем рациональное зерно.
В. Дильтей как представитель направления в философии, называемого «философией жизни», выделяет три типа проявления жизни: понятия, суждения, умозаключения (1); поступки (2) и «выражения переживания» (3). Для нас особенно важно последнее, т. е. третий тип проявления жизни, т. к. на художественном выражении основаны литература, живопись и другие виды искусства.
В художественном тексте, считает В. Дильтей, всегда есть какая-то доля бессознательного. Для его познания нужны особые методы, которыми, по мнению философа, могут служить «сопереживание», «вчувствование», «симпатическое проникновение во внутренний мир другого». «Тем самым, во всяком понимании есть нечто иррациональное, коль скоро иррациональна сама жизнь; понимание не может быть никогда репрезентировано формулами логических операций» [4. 23]. Так как внутренняя жизнь человека представлена ему непосредственно, Дильтей предлагает здесь в качестве основного метода исследования