Но для того чтобы эти деклассированные элементы смогли прорваться к власти, сами механизмы власти должны быть разрушены или ослаблены до полной потери их способности к сопротивлению. Разрушителем государственной системы власти в 1917 г. явилось то же самое Временное правительство. Деникин пишет: «Едва придя к власти, указом от 5 марта министр-председатель отдал распоряжение о повсеместном устранении губернаторов и исправников и замене их в качестве правительственных комиссаров председателями губернских и уездных управ… Должность правительственных комиссаров с первых же дней стала пустым местом. Не имея в своем распоряжений ни силы, ни авторитета, они были обезличены совершенно и попали в полную зависимость от революционных организаций. Вынесенное «неодобрение» прекращало фактически деятельность комиссара… Но это было только началом разрушения государственного механизма. Наиболее сильным ударом по власти стало упразднение полиции. «Упразднение полиции в самый разгар народных волнений, когда значительно усилилась общая преступность и падали гарантии, обеспечивающие общественную и имущественную безопасность граждан, являлось прямым бедствием. Но этого мало. С давних пор функции русской полиции незаконно расширялись путем передачи ей части своих обязанностей как всеми правительственными учреждениями, так и органами самоуправления, даже ведомствами православного и иных вероисповеданий. На полицию возлагалось взыскание всяких сборов и недоимок, исполнение обязанностей судебных приставов и участие в следственном производстве, наблюдение за выполнением санитарного, технического, пожарного уставов, собирание всевозможных статистических данных, призрение сирот и лиц, впавших в болезнь вне жилищ, и проч. и проч. Достаточно сказать, что проект реорганизации полиции, внесенный в Государственную Думу в конце 1913 года, предусматривал 317 отдельных обязанностей, незаконно возложенных на полицию и подлежащих сложению с нее. Весь этот аппарат и сопряженная с ним деятельность – охраняющая, регулирующая, распорядительная, принуждающая – были изъяты из жизни и оставили в ней пустое место. Кадры милиции стали заполняться людьми совершенно неподготовленными, без всякого технического опыта или же заведомо преступным элементом. Отчасти этому способствовал новый закон, допускавший в милицию даже лиц, подвергшихся заключению в исправительных арестантских отделениях с соответственным поражением прав; отчасти же насильственно «демократизованными» благодаря системе набора их, практиковавшейся многими городскими и земскими учреждениями. По компетентному заявлению начальника главного управления по делам милиции, при этих выборах в состав милиции, даже в ее начальники, нередка попадали уголовные преступники, только что бежавшие с каторги. Волость зачастую вовсе не организовывала милицию, предоставляя деревне управляться как ей заблагорассудится»591
.Временное правительство опомнилось только после августа 1917 г., но и здесь предпринятые им усилия лишь усугубили ситуацию. Шингарев вспоминал: «Керенский, Переверзев… все-таки провели закон, которому мы всячески противились,- о внесудебных арестах. И на основании этого закона держали их (большевиков) в тюрьме, уже не стесняясь. Упреки «Правды», что и Временное правительство применяло насилие, конечно, верны. Паралич суда, чему виною, по-моему, Керенский, был одною из причин быстрого разложения порядка, хотя бы и революционного»592
.Таким образом к Октябрьской революции разрушенными оказались не только армия, экономика, промышленность, но и вся система государственной власти. В первый день революции, 25 октября 1917 г., большевики издают свой Приказ №1, которым попытаются ограничить вакханалию преступности: «Приказываю солдатам и матросам Красной гвардии беспощадно и немедленно расправляться своими силами с представителями преступного элемента, раз с очевидной несомненностью на месте будет установлено их участие в содеянном преступлении против жизни, здоровья или имущества граждан». Но наивный призыв к сознательности масс остался благим пожеланием, и только после этого появилась ВЧК.
Анархия неизбежно приводит к тому, что власть захватывают не самые умные или морально чистоплотные, а наиболее агрессивные, наименее связанные моральными ограничениями – деклассированные элементы. В. Воейков прав: «Каждая революция есть сочетание работы честных фанатиков, буйных помешанных и преступников»593
. Ка первом этапе революции у большевиков не было выбора, и они сознательно использовали то наследство, которое досталось им от предыдущей власти. Ленин по этому поводу писал: «Трагическая судьба всякой революции… заключается в том, что она всегда строится на отбросах»594. В. Волков указывает: «В провинции грань между уголовными элементами и функционерами новой власти была, как правило, очень зыбкой, а часто ее вообще не было, так как последние состояли в значительной мере из первых»595.