Интервенция и Гражданская война

«М. Пришвин, перечисляет известные ему «руководящие кадры» города Ельца… и приходит к выводу, что они состоят из негодяев; переменись власть, они снова оказались бы на старых должностях – полицейских, урядников, инспекторов. Эти люди не только не заботились об авторитете советской власти, но с удовольствием под шумок уничтожали и коммунистов. Но наивно думать, что местные ЧК следовали какой-то переданной из Москвы инструкции и находились под контролем центра и тем более лично Ленина. Даже среди сотрудников ВЧК высшего уровня были фракции, которые не подчинялись Дзержинскому и Ленину (они пошли с удостоверениями ВЧК и убили посла Германии Мирбаха). Вообще государственная вертикаль складывалась медленно и уже после войны»⁵⁹⁶. «М. Пришвин оставил заметки о том, как происходило местное законотворчество… 25 мая 1918 г. елецкий Совет Народных Комиссаров постановил «передать всю полноту революционной власти двум народным диктаторам, Ивану Горшкову и Михаилу Бутову, которым отныне вверяется распоряжение жизнью, смертью и достоянием граждан»⁵⁹¹. Другой пример приводит Ландеру: «Вопрос красного террора был решен самым простейшим образом. Пятигорские чекисты решили расстрелять триста человек в один день. Они определили норму для города Пятигорска и для каждой из окрестных станиц и распорядились, чтобы партийные ячейки составили списки для исполнения… Этот крайне неудовлетворительный метод привел ко многим случаям сведения личных счетов…»⁵⁹⁸

Но даже захвата власти деклассированными элементами недостаточно для начала массового террора. Для этого необходима была предварительная маргинализация общества. Ведь на первом этапе революции и Гражданской войны, как признают все очевидцы событий, массового насилия или террора со стороны большевиков не было. Он начался только в конце лета 1918 г. Ключевую роль в радикализации общества сыграли интервенция и белый террор. Что же он из себя представлял? «Кошмарные слухи о жестокостях добровольцев, об их расправах с пленными красноармейцами и с теми жителями, которые имели хоть какое-нибудь отношение к советским учреждениям, распространялись в городе Сочи и в деревнях. Случайно находившиеся в Новороссийске в момент занятия города добровольцами члены сочинской продовольственной управы рассказывали о массовых расстрелах без всякого суда и следствия многих рабочих новороссийских цементных заводов и нескольких сот захваченных в плен красноармейцев»⁵⁹⁹. Деникин оправдывает «белый террор» тем, что во время Гражданской войны «самым демократическим декларациям - грош цена, самые благие намерения остаются праздными, когда встречают сильное сопротивление среды; самые демократические формы правления не гарантируют от попрания свободы и права в те дни, когда эти ценности временно погасли в сознании народном, в те дни, когда право восстанавливается насилием, а насилие претворяется в право»⁶⁰⁰. Позже, в декабре 1919 г., когда Деникин сам окажется в том положении, в котором оказались большевики осенью 1918 г., он изложит свой политический курс в «наказе», который будет включать в себя такие положения: «…Суровыми мерами за бунт, руководство анархическими течениями, спекуляцию, грабеж, взяточничество, дезертирство и прочие смертные грехи – не пугать только, а осуществлять их… Смертная казнь – наиболее соответственное наказание… Местный служилый элемент за уклонение от политики центральной власти, за насилия, самоуправство, сведение счетов с населением, равно как и за бездеятельность – не только отрешать, но и карать»⁶⁰¹.