Роберт хотел сыграть роль Фрэнка Бута в «Синем бархате». Я сейчас уже не помню всех деталей, но мы пробовали одну актрису из Австралии на роль Дороти, и я сказал одному молодому актеру: «Сейчас ты будешь играть Джеффри, потому что у нас пробы, но в фильме играть его будешь не ты». И он ответил: «Хорошо, не проблема, буду рад помочь. Может быть, когда-нибудь мы еще поработаем вместе». А Роберт Лоджиа приехал, чтобы сыграть Фрэнка, зная, что он может получить эту роль, но скорее всего не получит. Я хотел, чтобы мой директор по кастингу, Джоанна, удостоверилась в том, что люди понимают ситуацию. К сожалению, я начал подбирать актера на роль Джеффри и увлекся репетициями и всем таким. Так что наше время вышло, нас попросили удалиться, и мне пришлось пойти и сказать Роберту, что ничего не получится. Он по-настоящему разозлился. И запомнил эту историю.
Так что, когда они вместе с Биллом Пуллманом снимались в «Дне независимости», Билл дал Роберту сценарий «Шоссе в никуда», подумав, что Роберт отлично подошел бы на роль мистера Эдди. Роберту понравилась эта идея, но он решил, что ничего не получится, потому что я вспомню, как он тогда на меня разозлился. Но именно то, что он так разозлился тогда, и сделало его в моих глазах идеальным исполнителем роли мистера Эдди!
В процессе работы над фильмом ты все время что-то переделываешь, до того самого момента, пока он не будет полностью закончен. Поэтому влюбляться в какую-то конкретную сцену опасно. С другой стороны, и совсем отказываться от чего-то на раннем этапе тоже неправильно. Позже вам это может понадобиться. Вы никогда не можете знать, что войдет в фильм, а что нет.
У нас была сцена с казнью в тюрьме. Фред Мэдисон наблюдает за тем, как по коридору мимо его камеры ведут на казнь Сэмми Джи, сопровождаемого священником, адвокатами и еще какими-то людьми. У нас было также несколько кадров, в которых Фред представляет себе казнь и реагирует на нее. И хотя сцену казни мы опустили, эти кадры с его реакцией отлично подошли для его превращения в Пита Дейтона. Так что ты никогда не знаешь, чем все закончится. Всего один кадр из сцены, которая будет на девяносто девять процентов вырезана из фильма, может пригодиться тебе для того, чтобы сказать очень, очень многое.
Была также сцена в кабинете начальника тюрьмы, куда приходят родители Пита, и начальник, доктор Смордин и капитан Люно разговаривают, причем диалог занимал в сценарии пять страниц. В результате от этой сцены осталось всего несколько кадров и никто не произносит ни слова.
И да и нет. Но вы и так уже знаете это. В фильме это есть. В камере находится не тот человек. И этот разговор был попыткой объяснить необъяснимое. Он скорее вызывал новые вопросы, чем прояснял ситуацию. Так что никакой необходимости в нем не было. В общем, он был там совершенно не к месту, просто мы с Барри еще не понимали этого, когда работали над сценарием.
Нет. У меня был контракт, в котором была указана требуемая длительность фильма — два часа пятнадцать минут. И я был в панике, потому что первая версия фильма, которую мы смонтировали, получилась очень длинной. Не то чтобы она меня во всем устраивала, но чем мне пришлось бы пожертвовать, чтобы уложиться в два часа пятнадцать минут? И это сводило меня с ума. Мне казалось, что ограничение по времени — это неправильно. Но мы напряглись и уменьшили длительность до двух часов ровно, а затем стали добавлять какие-то вещи обратно, не потому, что надо было чем-то забить оставшееся время, а потому, что теперь у нас была полная свобода продумать и прочувствовать каждую деталь, раз мы с запасом укладывались в требуемое время.
Ограничение по времени — это полезно, оно заставляет тебя принимать трудные решения, но в какой-то момент это перестает приносить пользу. Но и если тебе дали полную свободу, это тоже опасно — тогда ты можешь облениться и перестать «слушать» фильм. Поэтому хорошо, когда «вслушивание в фильм» и временное ограничение совмещаются.