Читаем Интервью: Беседы с К. Родли полностью

Ну, они брали такие специальные картонные спички, расщепляли их, а потом облизывали и прилепляли на соски, так что головка спички оказывалась прямо над соском, а картонку было не видно. Прямо так приделывали ловко, вплотную. Головка спички выступает на полсантиметра, но некоторое время она горит, а потом ее гасят. Горит ровно столько, чтобы успеть заснять. В общем, так мы развлекались. Многое происходило само по себе. Спонтанно.

То есть никаких горящих сосков в сценарии не было, что ли?

Не было. Это актриса мне рассказала про такой фокус, а я сказал: «Ну давай сделай, я тебе скажу где».

И весь эпизод с Уиллардом целиком пропал?

Целиком. Он отсылал к... Джеффри находит в траве ухо. Ну а Фрэнк таскал его в кармане, а потом подрался с Уиллардом, и тот оторвал ему карман, вот он и потерял ухо и свой талисман — кусок синего бархата. На платье у Дороти два разреза. Один сделан, чтобы заменить «талисман» — который он так тер в баре. В общем, все это оказалось не нужно. Оно снижало бы эффект от сцены наверху, в квартире Бена, так что, как я сказал, «хорошенького понемножку».

Хотя и «Голова-ластик» уже был насыщен сексуальными образами, после «Синего бархата» в ваших фильмах тема секса проступила более явно. Скажите...

Нет, ну надо же, какая со мной ерунда случилась! (Смеется.) Секс такая притягательная вещь. Вроде джаза: одну и ту же поп-песенку бесконечно слушать не будешь, а вот в джазе столько вариаций. Так и с сексом. Мелодия может быть одна и та же, но сколько вокруг нее импровизаций. А потом, когда начинаешь экспериментировать, просто шок испытываешь, когда узнаешь, что нечто подобное может быть сексуальным. Это даже странновато как-то, понимаете. Но все равно это доподлинный факт, из жизни. В «Синем бархате» нет никаких реальных объяснений этому — такая, мол, непроявленная сторона личности.

Некоторые аспекты секса тревожны — например, когда им пользуются как властью или если он принимает форму извращения, унизительного для кого-то. Тут нет ничего хорошего, но я думаю, что многих с этого прет, вот и выходит, что это довольно распространенная манера поведения.

Дороти дважды за фильм говорит, что из-за Джеффри она заболевает. Что она имеет в виду?

Ну, я, конечно, могу вам объяснить, но тут ведь как: даже если кто-то вам объяснит, вы скажете: «Ах, ну да, точно!» Вы же как бы и без меня знаете. Когда она толкует о какой-то болезни, то совершенно абстрактные вещи имеет в виду. Не о СПИДе же она говорит или что там еще. В сценарии эта тема была даже более развернутой. С ней подобное уже случалось раньше, и она понимает, что с ней происходит.

Первая сцена между Фрэнком и Дороти, за которой Джеффри наблюдает из шкафа, — самая важная, потому что определяет всю дальнейшую позицию зрителя в отношении того, что будет происходить в фильме. Вы много репетировали, чтобы добиться должного эффекта?

Много, потому что, если правильно помню, это была самая первая сцена, которую мы снимали с Деннисом. И, как всегда бывает во вводных сценах, в первый раз приходится обсуждать моменты, которые будут важны и для всех оставшихся сцен. Поставить первый эпизод правильно — как вложить деньги в банк. В одной из начальных сцен пристреливаешься, подбираешь ключи к характерам персонажей и потом уже действительно настраиваешься на нужную волну. А в этом эпизоде происходило множество событий, поэтому мы потратили на него уйму времени. На площадке присутствовали только те люди, которые были необходимы. Актеры вели себя просто идеально. Для них обустроили все настолько хорошо, насколько вообще можно.

Учитывая, что он не присутствовал на съемках и у вас был полный карт-бланш, что Дино предпринял, когда впервые увидел фильм?

В определенный момент Дино изъявил желание посмотреть картину. Мы работали в Беркли, так что монтажная команда полетела в Лос-Анджелес и доставила фильм в просмотровую. Дино пригласил массу народу в свою компанию на просмотр. А Дино церемониться не привык, режет правду-матку невзирая на лица. Ну и я просто предвкушал что-нибудь ужасное, понимаете! Когда фильм закончился, Дино сказал что-то вроде «браво!». Он был в шоке оттого, насколько ему понравился фильм, он все понял! (Смеется.) Это было отлично.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное