— Я не говорю, что это плохо, но в некотором смысле, когда тебе двадцать лет, кажется, ты приравниваешь музыку... музыка для тебя... гм... иногда люди боятся... гм, черт, ну не знаю я, как это объяснить. Это как Боб Дилан говорил: мол, кто-то боится бомбы, а кто-то — что его увидят с журналом «Модерн скрин» под мышкой. — Он смеется. — Правильно?
Через минуту я спрашиваю Уэйтса, когда он понял, что в несовместимых влияниях нет ничего страшного. Возможно, это произошло в 1980-м на «Heartattack and Vine» или в «Swordfishtrombones» (1983), с которого началась его трилогия о шальных годах Фрэнка, звучавшая так, словно записывалась в доме Фреда Сэнфорда (
— В руках очень много разума, — объясняет он. — Ты берешь лопату, и руки знают, что делать. То же, когда садишься за пианино, — руки просто в конце концов как бы хватаются за определенные структуры и фразировки. Полезно, я считаю, время от времени преподносить себе сюрпризы. Это как... Есть у меня друг, он художник и носит очки. Он идет в лес, снимает очки и рисует, понимаете, потому что все вокруг выглядит совсем по-другому... Это как... Поехал я как-то в Мексику, зашел в суси-бар, а мужик спрашивает: «Тебе с сыром или без»,— говорит Уэйтс, давясь от смеха. — А я ему: «Ага, вот это правильно».
И Уэйтс от души хохочет.
Покорение Севера: Том Уэйт
с, глубинкаI
Утро. Забегаловка на стоянке для дальнобойщиков, хайвей № 101 недалеко от Санта-Роса, Калифорния, к северу от Сан-Франциско. Стойка подковой, столы, кабинки. Бедновато, но чисто. Зрительный центр всего зала — большая картина с восемнадцатиколесным грузовиком на сельской дороге — почему-то наводит на мысль не о мощи современной техники, а о классическом умиротворении: «Питербилт» вместо лесного оленя. Посетителям по большей части лет сорок, пятьдесят или шестьдесят, они одеты для тяжелой работы, или как им удобно, и плевать на моду, почти у всех мужчин бороды.
В кабинке у окна сидят два гостя: один из них Явный Чужак — я. Другой — Том Уэйте, музыкант, а иногда актер (новый фильм с его участием «Таинственные люди» (