Интервью. Невиновны во сне

В конце концов, он всего лишь поэт, выколачивающий свои истории из фортепьянных клавиш. В таких песнях, как «On the Nickel» (написанной первоначально для документального фильма о бездомных детях), или «Christmas Card from a Hooker in Minneapolis», или «Small Change», или в совсем новой «Georgia Lee» («Мелочь» (англ.) — песня с одноименного альбома. «Джорджия Ли» (англ.) — песня с альбома «Mule Variations».), он всего лишь впускает вас в мир, который вы всегда старались избегать и вовсе не желали посещать. Он был и остается человеком деталей, он замечает то, на что другие боятся даже бросить взгляд, — мальчика, что «никогда не расчесывал волосы», пацана, которого «замочили из его собственного пистолета 38-го калибра», мужчину, чьим партнером по танцам была лишь метла, которой он подметал пиццерию, или двенадцатилетнюю

Джорджию Ли, убитую и забытую всеми, пока не пришел Уэйтс и не поклонился ее могиле. Уэйтс узнавал об этих людях, разгребая грязь в пиццерии «Наполеон», читая в газетном листке о Джорджии Ли, — не все ли равно, откуда берутся истории. В конце концов, никто не спрашивает писателя, правда ли то, о чем он пишет.

— Стоит рассказать в песне невероятную историю со словом «я» или «мне», как сразу начинается: «Боже мой, это что-то автобиографическое?» Романисты — не артисты. Романисты — просто бздуны. — Он заводится. — Нет-нет, я понятия не имею, что это такое. Это сольный номер. Люди ведутся на то, что ты им даешь. Это все шоу-бизнес... А еще: что там у вас на сцене, а за сценой что? Ментальность замочной скважины. — Он понижает голос: — «Ой, как интересно! Он что, надевает чулки и пояс с подвязками? Ой, как интересно! Кто заказывал „Юкон Джек"? Только не я»... Не знаю. Гм-м, когда мы смотрим на других, наш взгляд ограничен. Узнаешь о человеке самую малость, собираешь все вместе и сочиняешь историю. Не знаю... Я и сам этим занимаюсь. Предположим, мне нужно что-то знать о Либераче? Мне рассказали, как он вернулся из химчистки, скинул все на кровать, закемарил — ну и надышался, потерял сознание, однако в больнице его откачали. Так ли это было на самом деле? Или он баловался крэком на Эвклид-авеню? Полагаю, это наш естественный интерес к знаменитостям. Что-то врожденное. Сознание умещает лишь три-четыре простых сплетни, а потом... Эй, смотрите, вот и публика.

Он имеет в виду посетителей «Дрискилла», которые продолжают слать ему виски.

— Они мне не родственники. И не друзья. Мои родственники и друзья со мной так не обращаются. Это чревовещание. Я тут сходил посмотреть на Родни Данджерфилда, могу себе представить, каково это. «Меня не уважают... прошу вас». Я что хочу сказать — ты прекрасно знаешь, что его очень сильно уважают как юмориста, все правильно, но как же он живет, если каждый вечер нужно выходить и говорить: «Меня не уважают, ну нисколечко»? Я спросил, что он чувствует, когда люди начинают повторять его номер за ним, и он ответил: «Это как бьют моего ребенка». — Уэйтс истерически смеется. — Люди очень ревниво относятся к своим вещам, ты ведь открыт всем ветрам, как будто Марсель Марсо (Марсель Марсо (1923—2007) — знаменитый французский мим.) или кто там еще.

Он молчит довольно долго, как бы отдавая должное этому комику.

— Кстати, Марсель Марсо только что выпустил новый альбом. — Он хмыкает, — Говорят, его нужно включать на полную громкость.

Если вы еще не убедились, что артист и личность в этом человеке то и дело меняются местами, стоит посмотреть несколько судебных документов. В 1990 году Уэйтс насыпал себе в карман немного мелочи — а затем еще немного, — когда рекламное агентство «Трейси-Лок» из Далласа, компания «Фрито-Лей» из Плано и некий музыкант из Дентона решили использовать для рекламы чипсов «Дорито» такую малость, как голос Уэйтса.

В 1988 году один топ-менеджер из «Трейси-Лок» начал работу над рекламной кампанией «Сальса-Рио Дорито», взяв образцом для вдохновения песню «Step Right Up» с альбома «Small Change» (1976), которую Уэйтс исполнил издевательским говорком пройдохи-разносчика, пытающегося всучить старушке духи и «обгоревшую мебель, увози хоть сегодня». Инженер, работавший над отдельной рекламой «Дорито» для радио, порекомендовал привлечь Стивена Картера — пародиста, в арсенал которого входили номера с подражанием Уэйтсу. Картер подписался на эту затею, но с тяжелой душой — в конце концов, он был преданным поклонником Уэйтса и отлично знал, как сильно тот презирает рекламу и музыкантов, продающих душу рекламщикам, ибо об этом своем отношении Уэйтс не раз говорил в интервью. Усаживаясь перед микрофоном, чтобы представить миру наждачно-лаки-страйковую подделку, Картер переживал: господи, что подумает Том?