Заснеженное Комарово – предместье только что переименованного в Санкт-Петербург города, маленький домик на берегу залива. В одной комнате – горы аппаратуры и вся съемочная группа у монитора, в другой – я и поэтесса в черном свитере, отделанном цветами и бисером.
–
Д. 25 –29Когда я вижу Ваше милое, уже давно мне известное лицо, мне не хочется никакого лукавства. Похвалиться, что я очень хорошо сейчас работаю, я бы не могла. Я живу в Доме творчества композиторов. И, может быть, именно это, выдуманное мною соседство с музыкой, как-то действует… Блеснуть пока я ничем не могу. Но, все-таки, как-то что-то происходит в человеке…
–
– Да, по правде говоря, давненько не хотелось.
–
– О, да! Я страшно люблю! Я ужасно люблю веселиться и смеяться, мне кажется, я даже умею смешить иногда. То есть, может быть, не всегда это выходит… Может быть, я сейчас не сумею этого доказать вам …
Божественная Белла
От великого до смешного и обратно был один шаг. Вот штрихи. «Ребята, спасибо вам большое за грим и прическу, Борис (муж Ахмадулиной, художник Борис Мессерер) будет в восторге! Он говорит, что у меня никогда не хватает фантазии, чтобы причесаться сзади!» А еще она непрерывно курила, даже во время записи, и, когда под рукой не оказалось пепельницы, приспособила для пепла ящик письменного стола! А чего стоит рассказ одной моей знакомой, ведущей серьезного политического телешоу! Ахмадулина, приглашенная на одну из таких программ, явилась в «Останкино» за пять минут до эфира, раскрыла чемодан, наполненный золотыми туфлями и попросила ведущую помочь ей выбрать лучшую пару для этой съемки! Поистине великая женщина! «Божественная Белла»! Так мы и назвали свой опус, прозрачно намекнув на свою тогдашнюю начальницу Беллу Куркову, какое-то время игравшую роль доброй музы телетандема Грушевского и Морозова.
–
– Видите ли… Вы принимайте мою улыбку, как изъявление моей совершенной симпатии к Вам – и к Вам лично, и к молодым людям вообще… Я ведь просто только сейчас заметила, как я устала. Эти ужасы – они как-то дважды происходят. С одной стороны – это бедствия людей, их несчастное положение. И я не могу этого не знать, не могу этого не чувствовать. Я не была так содеяна на белом свете, чтобы совершенно этого не замечать. Но ведь, все-таки, главные ужасы – ужасы былого, которые перечислены теперь в печати, и которые стали несчастьем для многих людей, которые не знали этого прежде…
Но для меня хуже всего те, кто говорит, что прежде было лучше. Все-таки, я помню много больше. И те, которые говорят, что было лучше – они для меня предмет моих горестных размышлений. Потому что эти люди думают, что было лучше, потому что у них было поесть, а другие в это время гибли в лагерях… Знаете ли, это самое тяжелое, самое плохое из моих теперешних впечатлений.
Д. 35
Если я ничего не путаю, эта съемка происходила 1 марта. Коренные ленинградцы знают, что это такое. Лучшее время для съемок настоящей зимы. Хрустящий снег, морозец, прозрачный воздух. И пронзительные интонации Беллы Ахмадулиной. Читая эту главу, положите рядом с собой томик ее стихов. А я напомню вам видеоряд этой передачи: заснеженный залив, вода и небо слились в единое белоснежное пространство, похожее на чистый лист бумаги. И по нему уходит вдаль хрупкая фигурка Ахмадулиной, держащая в руке длинную алую розу. Музыка – «Адажио» Альбинони…
Солнце русской поэзии
–
Д. 38–39