Интервью номер один

– Как происходила перенастройка Эдиты Пьехи с «Ленконцерта» на волну шоу бизнеса? Я знаю, что Эдита Пьеха сегодня – это целое малое предприятие…

– Я всю жизнь этим занималась, я всю жизнь знала работу каждого, кто работает со мной. Единственное, чему я не научилась – ставить свет. Это для меня недоступная профессия. Но грим делать я училась сама, и учила потом тех, кто мне его делал. Одеваться я тоже училась. Для меня самым строгим судьей был фотоаппарат, и чем хуже фотограф, тем лучше для меня. На фото я видела все свои недостатки.

Сегодня я знаю все, что мне нужно делать на сцене, чтобы иметь право называться артисткой. И что нужно делать, для того чтобы мои музыканты получали столько, сколько они заслуживают.

– Есть ли у Вас отношения с другими звездами нашей эстрады – Пугачевой, Долиной?

–Есть отношения.

– Можно ли их назвать теплыми и какими вообще должны быть отношения звезд?

– Я считаю, что артисты редко чувствуют, когда они становятся самими собой. Разве что в ванной у зеркала… Наверно, мы всегда играем. Это уже профессия. И поэтому сложно говорить о теплых отношениях.

– Существует ли между вами зависть и мешает ли она?

– Я слишком рано узнала, что правильно, а что неправильно, что мерзко, а что достойно. Зависть я считаю мерзким чувством. Хотя ощущение восторга от чьей-то прекрасной работы всегда где-то рядом с ощущением зависти. Это хороший стимул, чтобы подстегнуться.

Броневицкий Сан Саныч, покойный, всегда говорил: «Какая ты страшная, какая ты некрасивая!», и мне всегда хотелось хоть чуть-чуть стать лучше.

– Это было правдой?

– В один прекрасный день на фотографии я увидела, что у меня красивые глаза, что у меня есть то, что я могла бы подчеркнуть и на этом играть. И создала свой образ, свою индивидуальность. Это были длительные муки, но стимулом всегда был Броневицкий, который говорил: «Какая ты страшная!». Потом он замолчал, и я поняла, что уже ему нравлюсь. Как артистка.

– Традиционно в нашей стране был один путь к успеху – музыка, кино. Но все это одна сфера. Недавно к ней добавилась политика. Политика как путь к успеху.

– Политика как путь к успеху не артистическому? Это ужасно.

– Я хотел спросить, появились ли еще пути к успеху и какие?

– Я думаю, что всегда путем к успеху являлся труд. Единственный барометр, мерило и ориентир: что человек может или не может. Не зря прославленные миллионеры начинали с низов, чуть ли не с чистильщиков обуви, они трудом вычислили свой путь в жизни. А языком, «болтологией» никто ничего не достиг. Как бы хорошо артист о себе не говорил, достаточно увидеть его один раз, чтобы понять, что он из себя представляет.

– Вероятно, этому Вы и учите своих внуков. Вы бы хотели, чтобы они пошли на эстраду?

– Я бы не хотела, чтобы мои внуки были артистами. Но я и сама не предполагала, что буду артисткой. Я верю в судьбу. Это свыше предначертано, кем человеку быть. Моя дочка от меня скрывала, что хочет быть артисткой, и в ней долго дремала ее индивидуальность. Она потом ее открыла, когда я к ней применила тот же метод, что и ее отец ко мне. Я стала говорить: «Ты страшная, ты не то делаешь, ты не так ходишь, ты не то поешь, ты свои песни пой!». И она вдруг задвигалась, раскрепостилась.

– Дита, скажите, почему у Вас нет учеников?

– Каждый должен быть сам для себя учителем. Нужно уметь слушать советы, нужно уметь относиться к себе очень строго. А учить другого – это всегда очень опасно, можно остаться непонятым. Ведь не случайно же многие талантливые вокалисты не становились талантливыми педагогами. Это дар особенный, и я его в себе пока не открыла…

Это все?

О том, как мы преображали певицу снова и снова

Но если бы это было все! Мы вернулись в гримерную и снова стали «переделывать» певицу. На сей раз на Пьеху надели маленькое черное платье, открывшее ее знаменитые ноги, и необыкновенный головной убор, наподобие того, что увенчивал голову царицы Клеопатры. Мы вернулись в студию, актриса инстинктивно приняла позу знаменитой царицы, сложив руки под грудью, я занял кресло напротив…

Д. 47 –52 – что-то одно

– А хорошо бы вот на Вас орден Ленина…