Интервью номер один

Режиссер Морозов руководит процессом съемки. Я – за камерой, установленной на большом кране. Снимаем крайне драматическую сцену, и вдруг, в разгар записи актриса заявляет, что грязь с ботинок оператора падает прямо ей в тарелку! Все негодуют, а я возмущен: какая чудовищная ложь, у меня чистая обувь, на дворе – лето! Все успокаиваются, она, видите ли, пошутила. Я решаю мстить. Проходит время. Мы опять снимаем спектакль с участием Соловей: «Шли лихие эскадроны» по пьесе Радия Погодина. Я уже не оператор, а сценарист. Ее героиня – снова дамочка эксцентричная. По ходу пьесы у нее на голове должна оказаться живая крыса. Соловей хотела этого ужаса избежать любыми путями. Я решил эту сцену сохранить. Мы нашли компромисс. На актрису надели парик, сверху – шарф, а уже на него прицепили бедную перепуганную крысу. Соловей кричала от ужаса очень громко и крайне натурально. Все получили большое удовольствие. Общение с Еленой всегда было Чудом.

И вот последнее интервью в России. Я – рядом с ней. Явь, похожая на сон. Помню, я еще подумал: какое счастье, что меня не приняли в театральный, потому что иначе этого интервью просто могло не быть. И зачем я хотел стать артистом?

– Мне кажется, все девочки и многие мальчики хотят быть артистами еще совсем-совсем маленькими. И я всегда хотела быть артисткой, в школе всегда играла в каких-то там спектаклях детских, очень любила это…

– А Ваши родители как к этому относились? Они не были против?

– Да нет, они, по-моему, нормально относились к этому. Вы знаете, несмотря на то что я кажусь слабой, изнеженной, в детстве я была очень самостоятельным человеком. Я занималась музыкой, занималась в драмкружках, в балетных кружках. Мне этого хотелось.

Несколько вопросов в сослагательном наклонении

– Елена, если бы Вы могли начать все сначала, что бы вы сделали по-другому?

– Ничего. Если бы была другая жизнь – она была бы другая. Душа человеческая живет же не одну жизнь… И все равно, я не хочу ничего по-другому.

– Сейчас многие считают, что Соловей – кинозвезда, красивая женщина – имеет все, что хотела, добилась всего, что только можно. Есть то, чего бы Вам хотелось?

– Я – не кинозвезда … Но мне хочется очень многого. И комфорта, которого нет, к сожалению… Я понимаю, что живу лучше, чем кто-нибудь другой … Я, наверное, живу лучше, чем огромное количество женщин. Не во всем, конечно. Но я бы хотела, чтобы не было очень многих бытовых проблем. Чисто женских бытовых проблем, которые забирают огромное количество времени и не оставляют времени на просто жизнь. Женскую жизнь, человеческую жизнь.

«Раба республики» о людях, о времени и свободе…

Странно бывает в жизни. Можно жить рядом с человеком много лет и не узнать его. Путч длился всего три дня. Одни строили баррикады из бревен и скамей, другие с большим или меньшим интересом следили за ними из окон, третьи выжидали. А мы были на работе. И Соловей была на работе. На съемках передачи. Последний раз в этой стране. Потому что ее работа – сниматься, работа актрисы, женщины из реальной жизни.

– Вы верите в судьбу?

– Да, конечно. Ну, а как? Иначе невозможно. Хотя человек может и должен влиять на свою судьбу, но все равно у каждого человека свой путь, по которому он должен пройти. То есть либо пройти, либо – нет, но путь свой есть, никуда от этого не деться.

– А в связи с этим Вы считаете себя свободной?

– Быть свободным человеком – это когда ты никогда, ни в какую секунду не предаешь себя, понимаете? Никогда вообще, ни капельки. Ты всегда такой, какой ты есть. Хотя я актриса и представительница свободной профессии, я – несвободный человек. Я думаю, что только мои внуки, наверное, смогут быть свободными, дети, может быть. Если им повезет. Не потому, что мы все время жили в ситуации нечеловеческой, а потому что это пока невозможно. И даже тот прорыв, который образовался и который есть – он все равно недостаточен. То есть, все равно должно пройти время, прежде чем мы станем людьми.

– А что мы с Вами можем изменить?

– Люди обозлены не оттого, что что-то не то делали вы или я… Добро и зло – две стороны одной медали. И в мире должно быть поровну и того, и другого. Я думаю, что если бы добро уравновешивало зло, то этого достаточно. Важно, чтобы добро было, понимаете? А если оно есть – значит, я думаю, что все в порядке. Просто сейчас монетка повернута другой стороной. Той, на которой зло. Нужно, чтобы она перевернулась.

– Что для этого нужно?