Интимная жизнь элиты

– Смысл операции, – продолжил тот установку Шибанова. – Сейчас наших ученых с распростертыми объятиями принимают в Америке. Идет прямая и косвенная агитация в Новосибирском академгородке… в московских институтах. Ученым стало жить трудно. Наука во многих лабораториях сворачивается. И мы не можем этот процесс оставить без контроля… Секреты, которые запросто выхлестываются на Запад, в частности в Америку, приносят урон стране. Думаю, установка Лаврентьеву ясна. Взять под контроль! А может быть, вернуть что-то еще небезвозвратно потерянное… Братышев, Егор Лаврентьев способен? Не молод?

Братышев провел рукой по жестким волосам. Лицо его стало мгновенно строгим, и только живыми, неподвластными были его с искринкой глаза.

– Мы проработали эту операцию. Уверен, Егор способен! Это тот самый человек, товарищ генерал… А молодость не помеха!

В узком кругу говорили о вопросах, без решения которых Егору пришлось бы туго. Романов уверил: что бы Егор ни попросил, СВР пойдет навстречу…

Советскую атомную бомбу делали все.

Изучая вместе с Братышевым документы, Егор наткнулся на интересную информацию. В ее создании принимали участие немцы. Инициатором создания атомного института в Абхазии был Берия. Недалеко, за поселком Гульрипш, было его родное село.

Специалисты, присланные со всего Союза, и немцы-физики, вывезенные из Германии, находились в семнадцати километрах от Сухуми, в здании бывшего санатория.

Научным директором института был ученый-физик профессор Герц. Это его Гитлер отстранил от работы над атомной бомбой из-за еврейского происхождения. Были и немцы, знающие язык, и даже среди химиков двое из войск СС.

Советскую бомбу делали все.

Кроме ученых неплохо срабатывала разведка. Она доставляла нехватающие данные: срабатывала там, где не срабатывала своя наука… А теперь обратная сторона медали. Требовалось защитить себя, свои научные секреты…

…Америка встретила безоблачным небом. В Нью-Йорке было тихо и тепло.

Уже первые минуты пребывания Егора на американской земле заставили подумать: навряд ли ему здесь будет тихо и тепло?

В консульстве Егор встретился с заместителем резидента Робертом Ивановичем Зубко. Тот коротко познакомил с обстановкой в Америке. Ничего нового, но держи ухо востро! У ФБР сейчас вроде месячника по борьбе с автомобильным лихачеством: они пытаются отловить как можно больше шпионов.

Егор улыбнулся, казалось, шутке Роберта Ивановича. Но Зубко вроде как не шутил… Он обратил внимание на подводные камни, которые ожидали Егора, но…

– Ребята тебе подобрались толковые, хотя и потребуется притирка. Завтра познакомлю с ними. Это Равиль Айтов и Юра Покровский.

Егор и сам подумал о притирке. От нее зависело многое. Хотя в разведке закон для всех одинаков: приказ старшего сочетается с пониманием того, что выполняешь… Безликих установок не бывает.

Из консульства Егор поехал в офис ИТАР-ТАСС. Оттуда позвонил в гостиницу университета. Эверт Линдгрен был у себя в номере и, услышав знакомый голос, взволновался:

– Ты в Нью-Йорке? Очень, очень рад…

– Нет, я не турист… Приехал в Америку не глазеть, а работать.

– Журналистика обязывает ко многому, – шутливо бросил Эверт.

Вскоре они встретились, и швед повез гостя к заливу Гудзон, где, упираясь в чистое, без единого облачка небо, стояла статуя Свободы.

– Каждая страна с чего-то начинается. Если судить по рекламе, – сказал Эверт, – Америка начинается отсюда…

После прогулки по Бродвею Эверт потащил Егора поужинать в небольшой, но уютный китайский ресторанчик.

– Сюда любят ходить мои друзья, – важно заметил Эверт.

– Научная элита?

– У нас здесь сбился тесный кружок. Большие настоящие ученые. Хочешь, познакомлю?

Егор кивнул, и они продолжали есть залитую соевым соусом рыбу.

– Стокгольм и Нью-Йорк. Жаль, конечно, что здесь нет Мариани, – вдруг вспомнив, весело сказал Эверт.

То, что Эверт Линдгрен был в Нью-Йорке, обнадеживало.

Попасть в замкнутое общество ученых можно лишь через самих ученых. И если Эверт сдержит свое слово и он окажется в этом интересном мире, – полдела, можно сказать, сделано…

На следующий день Егор познакомился с резидентом Ахметом Васильевичем Барковым, работавшим под «крышей» дипломата, и с двумя своими подопечными.

Чернявый Равиль Айтов, типичный казанский татарин, показался Егору крепким спецназовцем: хорошо сложен и подкачен. На его фоне Юра Покровский смотрелся невзрачно.

Юрка, увидев Егора, смутился и не знал, как себя вести. Егор первым сделал шаг навстречу… Обнялись, как старые приятели, и Юрка Равилю горделиво сказал:

– Когда-то нас объединяла не только комната в общежитии, но и понимание.

Много рассусоливать не пришлось. Все знали, ради чего они оказались вместе. Роберт Зубко сделал небольшое вступление в духе кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно!» Равиль распаковал бутылку шампанского, которую Егор специально привез из Москвы, и все подняли пенистые бокалы.

Глава 48

Егор старался привыкнуть к новому типу отношений. Теперь у него были официальные клички – «Шмель» и «Ромео». Каждая предназначалась для определенной сферы деятельности.