Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд

Трудно было Николаю Васильевичу Сапожкову (Кузнецову); он с женой нашли работу — красить глиняную посуду какую-то, — но зарабатывали гроши, и видно было, как у этого здорового человека, высокого силача, от голодовки постепенно ложились на лицо морщины, хотя никогда и не жаловался он на свое положение. Много было таких случаев. Тяжелее всего был случай с т. Пригарой, участником Московского восстания. Жил он где-то в рабочем предместье, и товарищи мало знали о нем. Раз приходит к нам и начинает возбужденно, не останавливаясь, говорить что-то несуразное — о колесницах, полных снопами, о прекрасной девушке, стоявшей на колеснице, и т. п. и т. д. Явно человек с ума сошел. Первая мысль была: это от голода. Мама стала спешно готовить ему, побледневший Ильич остался с Пригарой, а я побежала за знакомым доктором-психиатром. Он пришел, поговорил с больным, потом сказал, что это — тяжелая форма помешательства на почве голода; сейчас ничего, а когда перейдет в манию преследования, может покончить с собой, тогда надо следить. Мы даже адреса его не знали. Бритман пошел провожать его до дому, но Пригара дорогой от него ушел. Подняли на ноги нашу группу — пропал человек. Потом нашли его труп в Сене с привязанными к шее и ногам камнями — покончил человек с собой.

Пожить бы еще годика два в атмосфере склоки да эмигрантщины, можно было надорваться. Но на смену годам реакции пришли годы подъема.

В связи со смертью Л. Толстого начались демонстрации, вышел № 1 газеты «Звезда», в Москве стала выходить большевистская «Мысль». Ильич сразу ожил. Его статья «Начало демонстраций» от 31 декабря 1910 года дышит неистощимой энергией. Она кончается призывом: «За работу же, товарищи! Беритесь везде и повсюду за постройку организаций, за создание и укрепление рабочих с.-д. партийных ячеек, за развитие экономической и политической агитации. В первой русской революции пролетариат научил народные массы бороться за свободу, во второй революции он должен привести их к победе!»

* * *

Из этого объемного повествования Крупской не трудно представить себе жизнь парижской эмиграции, тех людей, которые считали себя революционерами.

Пьянки, склоки, драки — этого хватало каждый день. Когда в каком-нибудь кафе большевики собирались большой группой, хозяин заведения говорил своему помощнику:

— Ну, готовься, сейчас будет перебранка или мордобой.

И, надо сказать, он редко ошибался.

Многие из большевиков, как уже отмечалось, хотели видеть в революционном движении романтику, а натыкались на каждодневное безделье, необходимость думать о куске хлеба (питаться из партийной кассы могли только избранные). Многие становились большевиками в поисках легкой жизни.

И, о чем, как правило, в России долгое время не было принято говорить, большевистская партия немало пополнялась за счет незаконопослушных граждан, уголовников, которые, совершив какое-нибудь преступление и не желая садиться в тюрьму, таким образом спасались от преследования.

Как следствие этого — почти полное разложение партии, массовое бегство из нее.

Ленину пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы навести в партии хоть какой-то порядок.

К «неблагонадежным» он был беспощаден, и в то же время цеплялся за каждого новичка, который готов был служить ему «верой и правдой». Тут уже в ход пускались заигрывания с ним, сладкие разговоры и невидимые стрелы своего обаяния.

Активная участница событий 1905 года в России Серафима Гопнер вспоминала:

«После основательных «провалов» в Одессе и Ека-теринославе в конце лета 1910 года, после бесчисленных попыток продолжать подпольную партийную работу на родине мне пришлось уехать из России. Перехитрив полицию, я получила заграничный паспорт и в сентябре очутилась в Париже.

Не успела я насладиться чувством освобождения от полицейских тисков и «всевидящего ока» царской охранки, как меня уже коснулось чувство растерянности. Вспомнились слышанные еще в России рассказы о невзгодах эмигрантской жизни. Тревожил вопрос: кому я тут нужна, что я буду делать, удастся ли найти заработок?

Париж был в те годы, после поражения революции 1905–1907 годов, одним из крупнейших центров русской политической эмиграции. Сюда съезжались многие революционеры, бежавшие от суда, из тюрьмы, с царской каторги и ссылки. Большинству эмигрантов жилось очень трудно.

В Париже жил в те годы Владимир Ильич Ленин. Я мечтала о встрече с ним, но мне казалось, что Ленину мое посещение не будет интересно, что ничего нового я ему сообщить не смогу.