Во время этой встречи я получила также наглядный пример организованности, которую Ленин соблюдал во всем и повсюду. В самом начале я спросила Ленина, сколько времени он может посвятить беседе со мной; Владимир Ильич ответил: «Времени хватит, а так как мы соединим беседу с чаепитием, то в нашем распоряжении час-полтора». И вот, когда я увлеклась рассказом и забыла о времени, Ленин посмотрел вдруг на часы: очевидно, назначенное время истекло. Я поспешила закончить сообщение. Дослушав меня, Ленин быстро взял со стола недопитый стакан чаю, повторил предложение написать корреспонденцию, дружески простился и ушел в рабочую комнату. Эта комната, которую кто-то в воспоминаниях назвал «кабинетом», меньше всего походила на кабинет. По стенам некрашеные полки с книгами, посреди комнаты продолговатый, тоже некрашеный, стол, покрытый бумагой и заваленный газетами, два-три стареньких самых дешевых стула — вот и весь «кабинет».
Только через много лет, когда было издано Полное собрание сочинений В. И. Ленина, мы узнали по-настоящему, какую титаническую работу, теоретическую, политическую, организационную, проделал Владимир Ильич в те годы. Но уже тогда, в Париже, мы все знали, что Ленин очень дорожит временем, что у него нельзя зря отнимать ни одной минуты.
И все же Владимир Ильич находил время, когда надо было помочь товарищу в беде. Однажды, возвратившись поздно вечером домой, я застала у себя записку. В ней мне сообщали, что накануне вечером у Ленина говорили о тяжелом положении больного товарища — Курнатовского и что решено перевести его из одной больницы в другую. Меня просили от имени Ленина съездить к моему знакомому, видному французскому хирургу, просить его устроить этот перевод. Записка заканчивалась словами, что Ленин просит меня сообщить ему время, когда я поеду, а также результат переговоров. Созвонившись с хирургом, я дала знать Владимиру Ильичу, что свидание назначено на завтра, на 12 часов дня. В тот же вечер мне передали новую записку о том, что Ленин хочет поехать со мной и будет у меня к 11 часам утра.
Зная аккуратность Владимира Ильича, я в назначенное время стала прислушиваться к звонкам. Вдруг я услышала какой-то шум на лестнице и поспешила открыть дверь. Оказалось, что это Ленин быстро подымался на шестой этаж, шагая через две ступеньки и напевая какой-то мотив. Ему было в это время 40 лет, он был жизнерадостен, полон сил.
Запомнила я и другую подробность этой встречи. Увидев у меня на стене художественную открытку с копией одной картины передвижников, он пристально разглядывал ее и совсем тихо сказал: «Как хорошо эти картины передвижников передают русскую жизнь…» Именно в связи с этими словами Ленина я сохранила в своем архиве эту открытку. На ней — копия известной картины художника Богданова «Боевые товарищи».
Обменявшись несколькими словами о том, что будет предметом нашей беседы с хирургом, мы поехали в метро на другой конец Парижа. Дорога туда и обратно отняла вместе со свиданием часа два. А чем были для Ленина два часа, понимают только те, кто близко наблюдал его работу.
Чуткий, внимательный и строгий к товарищам, Ленин был одновременно очень строг и требователен к себе самому. Личный пример Ленина, его требовательность и громадное влияние охраняли большевистские кадры за границей от разлагающего влияния эмигрантщины. Вынужденную безработицу, крайнюю материальную нужду большинство наших товарищей выносило мужественно. Члены нашей большевистской организации с энтузиазмом выполняли разнообразные партийные поручения, в том числе и самую мелкую, кропотливую техническую работу. Чтобы раздобыть деньги на издание партийного органа, мы устраивали вечеринки, иногда спектакли. Ленин на вечеринки не ходил, но поощрял их, так как они давали средства для нужд партии. При этом он подчеркивал в беседах с нами, организаторами, что мы несем полную ответственность за то, чтобы развлечения на этих вечеринках носили культурный характер и чтобы не допускалось ничего, что может уронить наше достоинство как членов партии. А когда мы однажды поставили пьесу Горького «Чудаки», то на спектакль пришел и Владимир Ильич.
Помню, как, войдя с улицы в «фойе», я была радостно поражена, увидев среди зрителей Владимира Ильича под руку со старым товарищем по партии Д. Котляренко. Поздоровавшись со мной, Владимир Ильич выразил свою радость и одобрение по поводу того, что мы поставили пьесу Горького, и сказал, что надо и дальше идти по этому пути соединения культурной работы с добычей средств для партии, хотя ему известно, какие трудности нам пришлось преодолеть для постановки настоящего спектакля.