Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд

Эти сомнения рассеял один товарищ, встретивший меня на улице на другой день после моего приезда. Узнав о моих колебаниях, он возмутился: «Как вы не понимаете, Наташа (моя подпольная кличка), что Ильич набрасывается, как голодный на пищу, на каждого свежего человека из России!» И действительно, позже я убедилась, что встречи с людьми, только что приехавшими из России, служили для Ленина одним из источников свежей информации о положении дел на родине. Находясь вдали от родной страны, Ленин идейно и политически руководил нашей подпольной партией в России, прочитывал уйму русских газет и журналов, вел деятельную переписку с товарищами по партии.

От того же товарища, встретившего меня на улице, я узнала адрес, день и час ближайшего заседания парижской группы большевиков. На этом заседании в небольшой комнате на верхнем этаже кафе я сразу увидела Ленина. Он сидел в углу, склонившись над шахматами. Я узнала его не по портрету, ибо портреты Ленина тогда по условиям конспирации нигде не распространялись. Я узнала его, так как до того видела и слышала его в 1907 году в Финляндии. А раз увидев Ильича, нельзя было не узнать его при новой встрече. Ум, сердце и внимание каждого из нас безраздельно были прикованы к нашему гениальному учителю и вождю, и в нашей памяти навсегда запечатлелось то, что было в нем своеобразного, неповторимого.

На заседании обсуждались сравнительно небольшие текущие вопросы. Ленин взял слово и говорил не больше пяти — восьми минут. С тех пор прошло более 45 лет[51], и я, к сожалению, не помню этой речи Ильича. Но никогда не забуду, как она коренным образом изменила мое самочувствие. Состояние усталости, физической разбитости совершенно исчезло. Казалось, я выздоровела от тяжелого недомогания.

В конце заседания ко мне подошла Надежда Константиновна Крупская. Тоном дружеского упрека она сказала: «Так это вы та Наташа, которая не хочет к нам прийти! А Ильич поручил мне непременно вас притащить. Приходите к нам завтра, в восемь часов вечера».

В назначенный час я подходила к дому № 4 на улице Мари-Роз. Помню, как я волновалась, еще не зная, что нового о жизни партии я смогу рассказать Ленину.

Меня повели прямо в «приемную», т. е. в маленькую кухню, где у стены против газовой плиты стоял небольшой продолговатый стол, покрытый клеенкой. Эта «приемная» была одновременно и «столовой». За вечерний чай и скромный ужин усадили меня и сели Владимир Ильич, Надежда Константиновна и ее старенькая мать.

Я все еще не знала, с чего начать рассказ. Но уж после первых слов Владимира Ильича, после первых его вопросов пережитое мной за последние месяцы на родине представилось вдруг в новом свете. Я сама почувствовала по-новому интерес к тому, что сообщала Ленину, и прониклась сознанием своей полезности. Причина этой перемены лежала в том напряженном внимании, с которым слушал Владимир Ильич. Редкими, осторожными вопросами, незаметно для меня самой, Ленин не давал мне комкать рассказ, направлял его. Все больше увлекаясь, я сообщила о событиях 1909 и 1910 годов в Одессе, Николаеве и Екатерино-славе: о попытке издавать в Одессе печатный орган партии, о налете полиции на типографию, о такой же попытке в Екатеринославе, о работе подпольных кружков, о проникновении в кружки тайных агентов охранки, об арестах, о предстоявшем судебном процессе Одесского комитета большевиков.

В этот вечер я впервые испытала всепокоряющую силу воздействия Ленина на людей. Многие современники Владимира Ильича подчеркивают в своих воспоминаниях его способность слушать. Одним своим вниманием и очень немногими вопросами Ленин ободрял и подымал собеседника. Эта черта Ленина стала одной из лучших традиций большевиков. Умение выслушать служит средством не только лучше познакомиться с тем или иным вопросом. Это умение является лучшим средством изучения людей, лучшей помощью в их воспитании, способствует их морально-политическому подъему и вместе с тем помогает наиболее целесообразному использованию их на работе в партии.

К концу беседы я прониклась сознанием того, что и тут, в эмиграции, я пригожусь для партии. В особенности я ободрилась, когда Владимир Ильич предложил изложить мое сообщение в форме краткой корреспонденции для Центрального Органа партии — «Социал-демократа», который издавался в Париже и тайно переправлялся в Россию. Корреспонденция мною была написана и напечатана в № 1 «Рабочей газеты».